до ефтого моря, где перевощик перевозит. Перевощик их посадил и за казной перевез. Они казну насыпали и поехали назад; подъезжают к перевощику, перевощик их дожидается. Перевез их на свою сторону, зять казну выгрузил, а Марко Богатый остался, перевощика сменил — и топерь перевозит там. И смерть его тут постигла, а имение все досталось его зятю и стал он им владать, жить да быть, да добро наживать, а худо-то проживать.

7. Миколай угодник и охотники

Жили два шабра́ охотника и ходили они за охотой. Идут дремучиим лесом, глухою тропочкой: повстречался им старичек, святитель отец Никола. Они его не узнали и за человека сочитали. И говорит он им:

— Не ходите этой тропочкой, охотнички!

— А что, дедушка?

— Тут, други, через эту тропочку лежит превеликая змея и нельзя ни пройти, ни проехать.

— Спасибо тебе, дедушка, что нас от смерти отвел.

Дедушка и ушел. Постояли охотники и подумали, и говорят:

— А что нам, какая веща́ змея! С нами орудия много. Дерьма-то не убить, змею?

И пошли. Дошли и видят: превеличающий бугор казны на тропочке, и рассмехнулись друг с дружкой:

— Вон он что́, старый дурак, нам сказал! Кабы мы не пошли, он бы казну-то взял, а топерь ее нам не прожить.

Сидят и думают, что́ делать. Один и говорит:

— Ступай-ка домой за лошадью: мы ее на себе-то не донесем.

Один караулить остался, а другой за лошадью пошел. Который, караулить остался и говорит тому, который домой-то пошел:

— Ты зайди, брат, к хозяйке к моей, хлебца кусочек привези!

Товарищ пошел домой, приходит к своей жене и говорит:

— Тут-то, жена, что нам бог-то дал!

— Чего дал?

— Превеличающую кучу казны: нам не прожить, да и детям-то будет и внучатам! Ну-ка затопи-ка избу, замеси пресную лепешку на еду и на зелье! Я ему скажу, что его жена ему прислала.

Завернула жена лепешечку на еду́ и на зелье, и спекла сейчас. Он запрег лошадь и поехал. А товарищ ружье зарядил и думает:

— Вот как он приедет, я его хлоп — все деньги-ти мое́, а дома скажу, что не видал его.

Подъезжает к нему товарищ, он прицелился да и хлоп его, и убил. Сам подбежал к телеге, — прямо в сумку; лепешечки поел и сам умер.

И казна тут осталась: съела змея обе́х.

8. Бык, баран, гусь, петух и волк

Жил был старик со старухой, и у них был бык, был баран, гусь и петух. Пришла холодная зима, так крепко заморозило: всем им под сараем лежать холодно. Вот бык пошел к барану.

— Баран, баран, айда избу рубить!

— Да, пойду я избу рубить? Я лучше у хозяина под сараем пролежу.

Пошел бык к гусю.

— Гусь, пойдем избу рубить!

— Нет, не пойду; я лучше у хозяина на одной ноге под сараем простою.

Пошел бык к петуху.

— Петух, петух! Айда избу рубить!

— Нет, я лучше у хозяина на наше́сте просижу.

Звал, звал бык — никто нейдет, и пошел, и срубил избу один, на волчьей тропе, и печку склал. Затопил, полёживат перед печкой, погрева́ется. На утро еще сильнее мороз. Барана мороз так пробрал, побежал он в лес, к быку, подбежал к избе.

— Бя! Бя! Бык! Бык! Пусти меня в избу!

— Я тебя звал, ты хотел у хозяина на соломе пролежать.

— Осерчаю, — говорит баран, — все углы распыряю!

Бык подумал, подумал:

— Без углов изба будет холодна… Ну, иди!

Баран вбежал, перед печкой на лавочку лег. Малость погодя, гусь летит.

— Гага́к! Гага́к! Бык, пусти меня в избу!

— Я тебя звал, ты хотел у хозяина на одной ноге стоять — там и стой!

— Мох весь из стен вытереблю!

— Ну, иди и ты.

Гусь прямо на су́дну лавочку в чулан; посиживает. Летит петух.

— Кукурику, бык! Пусти меня в избу!

— Я тебя звал — ты хотел у хозяина на нашестах просидеть… Там и сиди!

— Если не пустишь — с настойки землю всю срою!

— Ну, ступай!

Петух влетел, прямо на брус; сидит на брусу.

Идут волки, остановились и испугались. Что́ на ихней тропе за изба? Кто в ней живет — не знай. Стали кони́ться кому в нее итти, досталось самому стареющему волку. Волк взошел, встал у порожку. Вот бык как вскочил, скосился, да рогами-то его к стене-то и припер; а баран разбежится, да бац, да бац, его по бокам-то; а гусь-то его все щипком да за зад, весь зад ему в кровь изорвал; а петух бе́гат по брусу да и кричит:

— А вот как да куда́к, да подайте сюда! Здесь у меня ножи́щи, здесь у меня и ужи́щи, здесь я его зарежу, здесь я его подвешу!

Вот волк кое-как вырвался и — айда бежать к своим товарищам. К ним подбежал, еще дальше убежал. Они кричат:

— Брат, брат! Постой, постой!

А он бежит, кровью д…..: с испугу его больно пронесло. Остановился волк и стал им рассказывать, что́ с ним было:

— Вошел я в избенку, встал я у порожку, вскочил мужичище, в черныем чепани́ще да меня ухватом-то к стене-ти и припер, а поме́не того мужичишка, в сереньком чепанишке, да все меня обухом-то, да по бокам-то! А еще помене того в беленьком камзо́лишке, все меня щипцами да за….-то, а еще помене того, в красненьком халатишке, бегает по брусу да и кричит: «А вот как да кудак, да подайте сюда! Здесь у меня ножи́щи, здесь у меня и ужи́щи, здесь я его зарежу, здесь я его подвешу!» Кабы они меня ему по́дали — он зарезал бы меня там и повесил!

Бросили волки эту со́кму и не стали тут ходить; а те жить в избе остались.

9. Блоха и муха

Жила в деревне блоха, в мае месяце; отправляется блоха в июне месяце в город; встречается блохе муха и говорит:

— Что, барыня блоха, где ты свою жисть провела?

— О, злодейка муха, в несчастной стороне, в деревне.

— Что тебе, барышня, не показалось жить в деревне?

— Время прошло, злодейка.

— Какое же, барышня, время?

— Красна весна прошла. Весной утешение имела, а топерь больна сделалась.

— Отчего больна, скажи?

— Когда была красная весна, я щекотила всех сряду, а топерь пришло теплое лето; в теплом лете мужички усталы́е; один лег, да и задавил меня.

Муха и говорит:

— А что ты