– За тобой наблюдать будут. Нас ты не видела и знать не знаешь.

Бандиты исчезли. Дверь затворилась. Станислава приподняла голову, пытаясь рассмотреть, куда направятся бандиты. Но, лежа на диване, она могла видеть лишь одно окно.

«Они могли убить и меня», – подумала манекенщица и за последние минуты впервые глубоко вздохнула.

Она осталась жива. Она практически не сомневалась в том, что троих налетчиков подослал муж и теперь ее нового знакомого ожидает судьба Николая.

Сержант, капитан и лейтенант с трудом стащили с высокого крыльца тачку. Сержант присел, заглянул под брезент.

– Живой?

– Кажется, да. Во всяком случае, дышит.

Трое мужчин, не очень торопясь, покатили тачку по проезду. Пистолет капитан держал в кармане.

– Перестань секатором щелкать, – приказал он лейтенанту, который в нервном припадке постоянно сводил и разводил рукоятки огромных ножниц.

– Что? А? – не понял лейтенант.

– Отхватишь еще что-нибудь.., жизненно важное.

– Тяжелый, урод! – возмущался сержант.

– Когда человек без сознания или мертвый, он сразу вдвое тяжелее кажется, – с видом знатока сообщил капитан.

Он тоже нервничал, боялся, но старался не подавать виду, все-таки был старшим по званию и обязан был являться примером для подчиненных.

На проезде показалась белая «Вольво».

– Спокойно, – сказал капитан, поглубже натягивая бейсбольную кепку.

Из машины выбрался мужчина солидного вида в золотых очках. Дождался, пока тачка поравняется с ним:

– Добрый день.

Нервы у лейтенанта сдали, и он защелкал секатором, словно решил потренироваться перед тем, как отхватить очкарику голову.

– Добрый, – капитан опустил голову так низко, что козырек уперся ему в грудь.

– Вы кусты подстригаете?

– И кусты тоже, – нашелся сержант.

– Фигуру выстричь можете?

– Чью?

– Уж не знаю, – растерялся мужчина. – Я журналы вам покажу по парковому искусству, там кусты подстрижены в форме слона, бегемота.

– Слона – можем, бегемота – нет, – брякнул капитан.

– Вы бы наведались ко мне на участок, о цене договоримся.

– Мы только через два дня освободимся.

– Приходите, у меня дома всегда кто-нибудь есть, – и мужчина указал рукой на трехэтажный особняк под зеленой черепичной крышей. На лужайке перед домом двое детей играли в бадминтон.

– Лады, договорились.

Сержант с трудом сдвинул с места тяжелую тачку.

В этот момент Серебров глухо застонал и зашевелился. Сержант не придумал ничего лучшего, как застонать самому и скорчить гримасу боли. Затем совсем уж невпопад запел строевую песню и покатил тачку подальше от машины.

«Странные мужики, – пожал плечами бизнесмен, забираясь в машину, – даже когда о деньгах разговор завел, у них глаза не зажглись. Типично русское поведение! Сказал бы про бутылку – вмиг бы подрядились работать».

Капитан на ходу приоткрыл брезент и продемонстрировал Сереброву пистолет:

– Если еще раз пикнешь или пошевелишься, пристрелю на хрен. Если понял, моргни.

Сергей с готовностью заморгал.

Тачку скатили с дороги, и она заколыхалась на ухабах. Затрещал малинник.

– Все, – скомандовал капитан, когда тачка уперлась в забор.

Сереброва вытащили, прислонили к серым доскам.

Сергей пытался говорить, но клейкая лента прочно соединила ему губы.

«Тут и самому тяжело перелезть, – прикинул капитан, – как мы его втащим?»

– Доски проломим, – тут же предложил лейтенант.

Капитан презрительно покачал головой:

– Перелезешь на ту сторону и, когда мы его подсадим, примешь.

– Наручники придется снять, – вздохнул сержант.

Лейтенант с трудом преодолел забор, спрыгнул на траву и, припав к доскам, зашептал:

– Я жду.

Капитан снял Сереброву наручники и жестом предложил преодолеть забор. Лишь только Сергей сделал движение, чтобы отклеить ленту с губ, тут же перед его носом возник пистолет. Два здоровенных мужика схватили Сереброва и подняли в воздух. Он уцепился за верх забора, заскользил по доскам босыми ногами, подтянулся, вышел в упор и качнулся вперед.

Капитан лишь успел произнести короткое «…твою мать», как босые ноги Сергея мелькнули над забором, а лейтенант, поджидавший пленника по другую сторону, попытался поймать его, в результате чего оказался сам сбитым с ног.

Серебров при падении почти не пострадал, вся сила удара его восьмидесятикилограммового тела пришлась на лежащего лейтенанта.

Сергей мгновенно вскочил на ноги. Лейтенант извивался на земле, прижимая к животу поврежденную руку.

«У них был только один пистолет, и он остался по ту сторону забора», – вспомнил Сергей и бросился бежать.

– Эй, что там? – шипел капитан, припадая глазом к щели в заборе.

– Облом! – прохрипел лейтенант, поднимаясь на четвереньки.

Капитан увидел мелькавший среди стволов деревьев голубой банный халат и разразился нецензурной бранью. Подбадривая друг друга, капитан с сержантом вскарабкались на забор и бросились вдогонку за беглецом. Босиком не то что бегать, даже ходить по лесу невозможно, но Серебров не ощущал ни боли, ни усталости.

Он не чувствовал, как сосновые шишки своими растопыренными чешуйками ранят ему ступни, бежал в развевающемся голубом халате и ловил воздух широко открытым ртом, ощущая языком вкус крови, сочившейся из порванной губы, – часть кожи сорвалась вместе с клейкой лентой.

– Обходи его, обходи! – зашипел капитан, отталкивая сержанта, который бежал с ним плечо в плечо.

Серебров взбежал на невысокую, но крутую горку и исчез за ее вершиной. Лейтенант, прихрамывая, уже догонял капитана.

Когда трое бывших военных оказались наверху горки, то остановились в нерешительности: в лесу царил полный покой, мирно щебетали птицы, не слышалось треска ломаемых веток.

– Где он? – строго глядя на сержанта, спросил капитан.

Тот пожал плечами:

– Хрен его знает.

– Эй, – крикнул капитан, словно бы Серебров собирался ему ответить. – Цепью прочесать! – капитан вглядывался в сухую лесную траву.

Наконец ему показалось, что отыскал след. Присел. На сухих сосновых иголках виднелись капельки свежей крови.

Серебров не успел далеко убежать, он сидел за толстой сосной, привалившись спиной к шершавому стволу, и неимоверными усилиями сдерживал желание вздохнуть полной грудью, легкие, казалось, рвались на части. Он даже не попытался встать, когда капитан остановился возле него с пистолетом в руке.