Джинни решила снять пятьсот евро. Сообщение на греческом языке, которое появилось на экране, ничего ей не объяснило, но сигнал дал понять, что такой суммы на счету нет. Тогда она указала сумму в четыреста евро. И снова прозвучал сигнал. Который повторился при суммах в триста и двести евро. Сто девяносто? Нет. На счету не было и ста восьмидесяти, ста семидесяти пяти, ста шестидесяти… семидесяти пяти, пятидесяти…

Наконец банкомат выдал ей сорок евро и с отвращением выплюнул карточку.

И Джинни на ум пришла только одна мысль о том, что же делать дальше.

У телефонной карточки в пять евро был небольшой лимит времени, а операторы в «Харродсе», казалось, не понимали, почему она торопится. Музыку, звучащую в трубке, постоянно прерывал электронный голос, который на греческом языке напоминал ей (хотя она и так это понимала), что ее время ограничено.

– Джинни? Ты где?

– На Корфу. В Греции.

– В Греции?

– Верно. Дело в том, что у меня нет денег, и я тут застряла, – сказала она. – А время на телефонной карточке скоро закончится. Я не могу вернуться.

– Подожди минутку.

Заиграла классическая музыка. Раздался голос, что-то сообщивший на греческом. И снова ей пришлось догадываться о смысле. Она была более чем уверена, что это было не сообщение: «Добро пожаловать в Грецию. Надеемся, что вы хорошо проведете время». Серия коротких сигналов подтвердила это. Она почувствовала облегчение, когда Ричард снова появился на линии:

– Ты можешь добраться до аэропорта Корфу?

– Думаю, да, – ответила она.

И поняла, что у нее нет других вариантов. Она либо доберется до аэропорта, либо остается здесь навсегда.

– Отлично. Я позвоню в туристическое агентство и закажу тебе билет до Лондона. Все будет хорошо, поняла? Я позабочусь об этом.

– Я верну деньги, или мои родители…

– Просто поезжай в аэропорт. Позже все решим. Давай доставим тебя домой.

Джинни повесила трубку и увидела Кэрри и ребят, сидящих на скамейке на другой стороне улицы. Кэрри уже немного успокоилась. Джинни подошла к ним и устроилась рядом.

– Мне нужно добраться до аэропорта, – сказала она. – Ричард – друг моей тети – купит мне билет.

– Ты уезжаешь, Кренделек? – спросила Кэрри. – Возвращаешься в Лондон?

Они несколько раз обнялись и обменялись адресами электронной почты. Затем Эмметт остановил небольшой побитый «фиат», который, как он и предполагал, оказался такси. Когда Джинни уже села в машину, к окошку подошла Кэрри. Она снова плакала.

– Эй, Кренделек! – Она наклонилась к Джинни. – Не беспокойся. Ты выяснишь, что это было.

Джинни улыбнулась:

– Ты же будешь в порядке?

– Да, – кивнула Кэрри. – Кто знает. Возможно, мы задержимся здесь на некоторое время. Да я сейчас и не могу куда-то поехать. Мы могли бы застрять и в худшем месте.

Джинни на прощание сжала руки Кэрри, и такси отъехало, увозя ее в сторону аэропорта.

Вежливая стюардесса «Британских авиалиний» с безразличным лицом приветствовала Джинни, когда та зашла в самолет. Видимо, дурно пахнущие беспризорники часто путешествуют на их самолетах. Джинни соглашалась на все, что ей предлагали. Да, она будет воду. И возьмет лимонад, сэндвич и чашку чая. Печенье, салфетки, щипцы для орехов, баскетбольные мячи… Джинни брала все, что можно было найти в маленькой серебристой тележке. И если была такая возможность, то в двойном размере.

Самолет приземлился в Хитроу. Лондон был окутан туманом. В этот раз ее встречали. Джинни увидела Ричарда сразу, как только преодолела коридоры общей длиной в несколько километров.

Ричард совсем не возражал против объятий, несмотря на то что Джинни была грязной.

– Господи, – произнес он, отстраняясь и хорошенько ее осматривая. – Что с тобой случилось? Где твои вещи?

– Их украли.

– Все?

Джинни засунула руку в карман и достала паспорт и бесполезную банковскую карту.

– Ну, не беспокойся. Главное, что ты в порядке. Мы можем купить тебе одежду. А что насчет писем?

– Их тоже украли.

– Ох… понятно. Жаль это слышать. – Он засунул руки в карманы и кивнул. – Ну, поехали домой.

Метро было переполнено, несмотря на поздний час. Ричард и Джинни стояли вплотную друг к другу. Она рассказала, где побывала после Рима. Сейчас, делясь своими воспоминаниями, она осознала, сколько всего интересного с ней произошло за недолгое время. Прошло всего чуть меньше месяца. Встреча с Китом в Париже. Жизнь с семьей Кнапп в Амстердаме. Поездка в доме-лодке Кнуда на север Дании.

– Могу я у тебя кое-что спросить? – вклинился Ричард, как только она закончила рассказ.

– Конечно.

– Ты не должна говорить мне ничего, ну ты знаешь, личного, но тетя Пег тебе что-нибудь рассказывала?

Джинни молчала.

– Нам так и не удалось нормально пообщаться, когда ты приезжала несколько недель назад, – продолжил он. – Но ты должна кое-что знать.

– Что именно?

– Кажется, ты ничего не знаешь. Я пытался выбрать подходящее время, чтобы рассказать тебе об этом, но не вышло. Не возражаешь, если я сделаю это сейчас?

– Нет, – солгала она.

– Полагаю, Пег написала об этом в последнем письме, которое тебе не удалось прочитать. Мы с твоей тетей были женаты. Ей была нужна медицинская страховка. Но это, конечно, не было единственной причиной. Просто все произошло быстрее, чем планировалось. Она попросила ничего тебе не рассказывать, пока ты не прочитаешь все письма.

– Женаты? – переспросила Джинни. – Значит, вы мой дядя.

– Да. Именно так.

Ричард явно был обеспокоен. Джинни же сосредоточенно смотрела перед собой.

В тот момент она возненавидела тетю Пег. Окончательно и бесповоротно. Конечно, не ее вина, что конверт украли, но она виновата в том, что Джинни приехала сюда и Ричарду пришлось спасать ее и заводить этот неловкий разговор. Было лучше, когда все это оставалось тайной: и то, где жила тетя, и то, что она вышла замуж, и то, что у нее была опухоль…

Когда поезд подъехал к станции «Энжел», Джинни вдруг осознала, что тетя Пег умерла. Действительно умерла.

– Мне надо идти, – сказала она и рванулась к дверям. – Спасибо за все.

Джинни стало легче путешествовать, и это единственный плюс того, что у нее украли вещи.

Она шла по Эссекс-Роуд, придерживаясь автобусного маршрута. Люди, встречавшиеся ей по пути, были одеты просто: для прогулки или работы. В обоих случаях они выглядели, как сказал бы Ричард, «опрятными». Или как сказала бы она – «чистыми». Скорее всего, от них не пахнет дурацким поездом и старой влажной тканью, и они, вероятно, принимали душ в течение последних сорока восьми часов.