Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На склоне холма Мэри обернулась: внизу мерцали огни города. Может быть, кто-нибудь приютит ее или позволит переночевать на полу. У нее нет денег, им придется поверить ей в долг. Ветер трепал Мэри волосы, и низенькие чахлые деревья гнулись и кланялись под его порывами. Рождественское утро будет ненастным и дождливым.
Девушка пошла прочь, вниз по дороге, как лист, уносимый ветром, и увидела, как из темноты появился экипаж, который поднимался в гору ей навстречу. Он был похож на жука, приземистый и черный, и двигался медленно, борясь с непогодой. Мэри равнодушно смотрела на него, думая лишь о том, что где-то на неведомой дороге Джем Мерлин, быть может, точно так же движется сейчас навстречу своей смерти. Экипаж подполз к Мэри и уже проезжал мимо, когда она вдруг подбежала к нему и окликнула сидящего на облучке кучера, закутанного в пальто.
— Вы едете по Бодминской дороге? — крикнула она. — У вас есть пассажир?
Кучер покачал головой и хлестнул лошадь, но, прежде чем Мэри успела посторониться, из окна экипажа появилась рука, и чья-то ладонь легла ей на плечо.
— Что Мэри Йеллан делает одна в Лонстоне в сочельник? — спросил голос.
Рука была тверда, но голос ласков. Бледное лицо смотрело на нее из темноты экипажа: белые волосы и прозрачные глаза под черной широкополой шляпой. Это был викарий из Олтернана.
Глава 10
В полумраке Мэри разглядывала его профиль; он был острый и четкий, длинный тонкий нос загибался, как птичий клюв. Тонкие и бесцветные губы были плотно сжаты. Священник наклонился вперед, опершись подбородком на длинную трость черного дерева, которую держал между колен.
Сперва девушка совсем не видела его глаз: они были прикрыты короткими белыми ресницами; а потом он повернулся на сиденье и стал рассматривать ее. Его ресницы трепетали, а глаза, смотревшие на Мэри, тоже были белые, прозрачные и лишенные всякого выражения, как стекло.
— Итак, мы едем вместе во второй раз, — сказал он, и голос его звучал мягко и тихо, как у женщины. — Мне вновь удалось помочь вам, подобрав на обочине дороги. Вы промокли насквозь, вам лучше бы снять одежду.
Викарий смотрел на нее с холодным безразличием, а Мэри в некотором замешательстве возилась с булавкой, которой была застегнута ее шаль.
— Тут есть сухой плед, в который можно завернуться, — продолжал священник. — А что до ваших ног, то им будет лучше босиком. В этом экипаже почти не сквозит.
Девушка безропотно выскользнула из промокшей шали и корсажа и закуталась в грубое шерстяное одеяло, которое викарий протянул ей. Волосы Мэри рассыпались по обнаженным плечам. Она чувствовала себя ребенком, застигнутым за какой-то шалостью, и теперь сидела, смиренно сложив руки, послушная слову учителя.
— Что случилось? — спросил он, серьезно глядя на нее, и Мэри неожиданно для себя тут же, запинаясь, пустилась в объяснения, рассказывая, что с ней сегодня стряслось.
Как и прежде, в Олтернане, что-то в этом человеке заставляло ее выставлять себя в ложном свете, говорить как дура и бестолковая деревенская простушка. Ее история звучала сбивчиво, и в итоге создалось впечатление, будто она дешевка, которую кавалер бросил одну на ярмарке, предоставив самой добираться домой. Мэри было стыдно назвать Джема по имени, и она довольно неловко объяснила, что он зарабатывает тем, что объезжает лошадей, и они познакомились однажды на пустоши. А теперь в Лонстоне с ним что-то случилось, когда он продавал пони, и она боится: вдруг его поймали на каком-то мошенничестве.
Интересно, что о ней думает Фрэнсис Дейви? Ведь Мэри поехала в Лонстон со случайным знакомым, да еще потеряла своего товарища, попавшего в переделку, и бегала поздним вечером по городу, замызганная и мокрая, словно уличная девка. Викарий молча выслушал ее до конца, и Мэри слышала, как он пару раз сглотнул, — манера, которую она запомнила.
— Значит, в конце концов, вы были не так уж одиноки, — сказал он наконец. — Трактир «Ямайка» не столь уединенное место, как вы предполагали?
Мэри вспыхнула в темноте, и, хотя спутник не мог видеть ее лица, она знала, что его глаза устремлены сейчас на нее, и чувствовала себя виноватой, как если бы она согрешила и услышала справедливый упрек.
— Как звали вашего спутника? — спокойно спросил викарий.
Мэри замялась: ей было неловко, стыдно, и она чувствовала себя ужасно виноватой.
— Это брат моего дяди, — ответила она, сама слыша, что голос ее звучит неохотно. Сообщая имя, она словно бы признавала свою вину.
Каково бы ни было мнение викария о ней до сих пор, вряд ли после этой истории он стал думать о ней лучше. Еще и недели не прошло с тех пор, как она назвала Джосса Мерлина убийцей, и вот уже она без зазрения совести уехала из трактира «Ямайка» с его братом — обыкновенная служанка из бара, которой захотелось поразвлечься на ярмарке.
— Конечно, вы осуждаете меня, — торопливо продолжала Мэри. — Если дядя мне так отвратителен и мерзок, тогда почему же я доверилась его брату? Он тоже мошенник и вор, я это знаю; он мне с самого начала признался, но вот только… — Она замолкла в нерешительности.
В конце концов, Джем ничего не отрицал; он почти не делал попыток защищаться, когда Мэри обвиняла его. А теперь она встала на его сторону, она выгораживает Джема без всякой причины и вопреки здравому смыслу, она уже привязалась к нему из-за того, что он обнял ее и поцеловал