— Света, ты же не оставишь Марко в такой ситуации? — обратился ко мне Фабрицио и подмигнул.

На нем были свитер с косым воротом серо-голубой расцветки и тёмно-синие джинсы. Под одеждой отчётливо выделялись мышцы и мускулы. Коротко остриженные светло-каштановые волосы с бакенбардами придавали его скуластому лицу мужественность и некий шарм этакого мачо бальзаковского возраста.

— Ну что вы, Фабрицио. Как же я смогу оставить отца моего ребёнка, тем более в такой щекотливой и непростой ситуации. Я вижу, вы в курсе событий?

— Да, Света. Я доверяю Фабрицио и рассказал ему о своём окончательном диагнозе.

— Правильно ты всё сделал, — одобрила я. — Фабрицио, желаете чего-нибудь выпить? Чай, кофе, напитки?

— Спасибо, Марко уже угостил меня кофе.

Я сняла пальто и присела рядом с Марко на диван.

— Как же вы ребята классно смотритесь! Хоть бери да рисуй картину, — иронично хлопнул в ладоши Фабрицио. — Сладкая парочка «Твикс». Вам всегда нужно быть вместе и никогда не расставаться.

«Да уж, слаще не бывает парочки. Особенно в последнее время. Нарочно не придумаешь!»

— Ну что же мы, ребята, сидим? Пойдёмте куда-нибудь поужинаем? — взбодрился Марко. — Сейчас я только переоденусь, и сразу же отправимся. А то я до сих пор в домашних штанах.

Через несколько минут Марко, приведя себя в божеский вид, вышел в гостиную.

— Я готов. Поедем на моей машине?

— Как пожелаешь, Марко. Можем и на моей отправиться. Только мой «фольксваген» по сравнению с твоей лялечкой — самосвал, — рассмеялся Фабрицио. — А давай-ка на твоей прокатимся? А ещё лучше, если я поведу машину. Ты не возражаешь, дружище? Или ты не доверяешь своему лепшему приятелю?

Фабрицио похлопал по плечу Марко и подмигнул мне. Видно было, что у этого мужчины с харизмой весёлый нрав и с чувством юмора тоже всё в порядке.

— Да на, лови, веди на здоровье, — Марко бросил ключи в ладонь своему другу.

Мы вышли, Фабрицио сел за руль, Марко уселся рядом с ним, я же умостилась на удобном заднем мягком сиденье нашей BMWухи. И мы отправились в соседний городок, в пиццерию Gatto e la volpe, где готовили отменную пиццу и supli (котлетки в форме шариков, сделанные из риса, начиненные сыром и домашним томатным соусом), от которых я была просто без ума.

Накануне католического Рождества, 23 декабря, я родила девочку. Схватки начались за двое суток, и меня так распирало, словно мне в задницу кто-то вогнал зонт и раскрыл его. Боли и рези были такие жуткие, опоясывающие, как при сильном отравлении, только намного сильнее. Я места себе не находила, не могла ни сидеть, ни лежать, и мне казалось, что этот кошмар не прекратится никогда. Зато в родильном отделении, не успела я залезть на гинекологическое кресло, как моя крошка буквально вылетела из моего чрева. Акушерка по имени Лучия, женщина пожилого возраста, поднесла ко мне мою дочурку, мокренькую, будто бы в мыльной пенке, и сморщенную, словно старушка.

— Смотри, какая красавица наша синьорина! — она держала передо мной моё маленькое кричащее чудо, только что появившееся на свет.

— Моя лапочка, даже не верится, что это моя дочь. Лучия, можно мне её взять? — мне всё ещё не верилось, что я стала мамой.

— Конечно, только вот сейчас пуповинку срежем. Опа, — женщина умело щёлкнула медицинскими ножницами и перерезала пуповину, похожую на кольцеобразный шланг, оставив лишь маленький отросточек на животике моей доченьки, похожий на хвостик.

— Держи меня, мама, и никому никогда не отдавай, — подмигнула женщина и положила мне на грудь мою куколку. Волосики чёрненькие, как у папы. Да и глазки, пожалуй, папины тоже.

— Моё солнышко, — я поцеловала дочку в тёпленькую головку. — Ой, как мы кричим! Доченька, это же я, твоя мама. Не надо так сильно плакать.

Моя девочка исходила криком, судорожно сжимая ручки в кулачки.

— Синьора, — подошёл ко мне врач. — Нам необходимо обследовать девочку и сделать необходимые анализы. А после мы вам её принесём для кормления.

При слове «анализы» меня словно током прошибло и возобновилась боль в паху.

«Господи, прошу тебя, спаси и сохрани! — взмолилась я в очередной раз. — Только бы всё обошлось».

Затем мне провели послеродовую процедуру, обработав мою промежность антисептическим раствором и йодом. И вскоре на каталке отвезли в палату и переложили на койку.

Не успела я устроиться поудобнее, как отворилась дверь и в палату вошёл Марко с большим букетом роз и плюшевым медвежонком.

— Любимая, какой прекрасный подарок накануне Рождества. Как же я счастлив! Ты моя самая драгоценная женщина! Не устану повторять.

По лицу Марко, заметно похудевшему за последнее время, потекли слёзы. Это были слёзы радости и боли.

— Я уже видел нашу доченьку. Врач показал мне её. Какая же она славненькая и очень похожа на тебя!

— Ты уверен? — улыбнулась я. — А может, всё-таки на тебя? Она же такая же смугленькая, как и ты. Не обратил внимания? Копия папы Марко.

Марко придвинул стул к моей койке и поцеловал меня. Затем взял мою ладонь в свою и поднёс к губам.

— Как у тебя всё прошло? Было очень больно?

— Как ни странно, нет. По сравнению с моими мучениями и схватками я ничего даже не почувствовала. Наша дочь вылетела из меня в буквальном смысле слова. Безусловно, сейчас у меня всё пылает и жжёт внизу, будто бы мне туда насыпали соли, да ещё и сверху перца. Но это нормально, роды есть роды. Всё пройдёт.

— Я рядом, Светочка, и это главное. У тебя всё заживёт. Послушай, а что ты скажешь на то, если мы назовём нашу дочь Алессией или Пиной, то есть Джузепиной?

— Алессия мне нравится, красивое имя. Никаких Пин, — усмехнулась я.

— Алессия Феррони! Звучит гордо, — отпарировал Марко.

В этот момент акушерка принесла мне дочь для кормления. На моей куколке уже были надеты ползуночки и распашоночка розовенького цвета. Я обратила внимание, что в родильном отделении в Италии не пеленают деток, как это принято у нас. А сразу же с первых часов жизни одевают в ползунки и распашонку без чепчиков и т. д.

— А вот и ваша джоя, драгоценность! Она проголодалась и жаждет маминого молочка, — женщина осторожно протянула мне доченьку. — Приятного аппетита!

Женщина подмигнула мне и удалилась.

Я аккуратненько взяла на руки доченьку, немного боязливо с непривычки, чтобы, не дай бог, не сделать ей больно. Вытащила грудь из-под ночной сорочки, в которую я была одета, и мой ангелочек крохотным ротиком вцепился в мой сосок, жадно причмокивая и упираясь ручкой в мою грудь. Сидящий рядом Марко закрыл лицо руками и разрыдался.

— Света, прости меня, пожалуйста, за то, что я реву. Но меня пробирают такие эмоции, которые я ещё никогда не испытывал в своей жизни.