— Не держите зла. — Блондинка на скорости умудрилась вписаться в указанный Книжником поворот, наполовину заваленный обломками бетона. — Это сильнее меня…

Страх, так и не ставший безрассудным, но присутствующий стойко, неотвязно, не разрешил сделать остановку, чтобы подобрать нуждающегося в помощи человека. Сбавить скорость было так же страшно, даже страшнее, чем вчера, на трассе Москва-Владимир. Там всё-таки было что-то видимое, хоть и донельзя жуткое, а здесь — какая-то безрассудная давилка, что-то невообразимое, беспощадное. Четвёрке, наверное, было бы гораздо легче, если б над Нижним навис какой-нибудь необъятный монстр, наводящий шороху по полной программе. Страшно было даже не из-за того, что рушится целый город. А из-за того, что это происходит непонятно.

— Нет, на замуринские коленца не похоже… — Алмаз выглядел не лучше Шатуна, а уж про Книжника можно было вообще не упоминать: наглядное пособие по теме «жертва кошмара». — Там все постройки целёхонькие были, зато люди — в слизь… А тут всё вперемешку. Всё, сука!!!

Алмаз заорал, начиная сползать в явные признаки истерики, и Лихо, не глядя, без всякой жалости двинула правой рукой, залепив стеклорезу по физиономии. Достала смачно — кажется, по скуле или чуть выше. Алмаз схватился за пострадавшую область, заткнулся. Глядя перед собой мрачным, но, по крайней мере, полностью сознательным взглядом.

— Кого ещё офуярить?! — рявкнула Лихо, изо всех сил борясь с тем, чтобы не сорваться самой. — Держитесь, вашу мать за ногу и об «Горыныча» с размаху! Очкастый, падла, попробуй только мне в обморок долбануться! Дорогу показывай, быстро, салага! Дрочи извилины!

— Так… Это… — Книжник, пребывавший в состоянии жуткой оцепенелости, повернулся к ней лицом, с которого уже давно отхлынула вся кровь. — Так ведь прямо же…

— Не бормочи, книголюб сраный! Громче!

— Прямо! — В глаза очкарика возвращалась осмысленность. — Всегда прямо, без поворотов!

В зеркале заднего вида мелькнул ещё один автомобиль — чёрный джип, устремившийся туда же, куда и внедорожник четвёрки.

Трёхэтажный особнячок, с зефирно-розовым, в замысловатой лепнине фасадом, стоящий почти вплотную к проезжей части, мимо которого Лихо промчалась совсем недавно, рассыпался, накрыв «бэху». Кусок кирпичной стены упал на капот. Кузов по инерции занесло дальше, и он перевернулся, грохнувшись на крышу. Колёса перестали вращаться, когда ещё один кусок стены полностью накрыл машину.

Внедорожник вырвался за черту города, и почти одновременно с этим над новоявленной пустошью снова поплыл заунывный, теперь уже навевающий самые поганые ассоциации звук. «Пау-у-у-у-ум-м! Пау-у-у-у-у-ум-м!»

И хаос прекратился, мгновенно, словно ждал этого сигнала, чтобы успокоиться.

— С днём рождения, охламоны. — Лихо остановила «Горыныча» только тогда, когда они километра на три отъехали от того, что ещё час назад являлось бывшим административным центром Нижегородской области. — Надеюсь, что спятивших в этой машине всё-таки не имеется… Хотя меня это нисколько бы не удивило. Сама была на волосок…

— У нас ангел-хранитель один на всех. Другого объяснения я не найду… — Шатун угрюмо посмотрел на неё, в глазах у него ещё только затухали картинки из злого волшебного фонаря, на которых величественный город становился одним большим облаком пыли.

— Что это было? — пришёл в себя Книжник.

— Лично меня гораздо сильнее волнует вопрос, что ещё будет. — Лихо украдкой посмотрела на свои руки, проверяя — не дрожат ли пальцы. Пальцы не дрожали.

— Ебулдыцкий шапокляк. — Алмаз вышел из машины, прошёлся взад-вперёд, окончательно растворяя в бесцельных движениях овладевший им мандраж. — Если так дальше пойдёт, то, когда мы доберёмся до места, от планеты останется нечто невразумительное. Что такое «охренеть», и как с этим не закорешиться.

— Вполне возможно, — Шатун тоже вылез из машины. — Чего уж невозможного…

— Эй, депрессия! — Лихо покинула кабину и присоединилась к друзьям. — Сопли со щиколоток стряхните. Надо же — как всё плохо, оказывается! Я вам, унылым, сейчас покажу меланхолию.

— Да никто в уныние не впадает, — сказал Шатун. — Поедем дальше, никуда не денемся. Просто в словах Алмаза действительно есть крупицы здравого смысла…

— Ты так рассуждаешь, как будто уже сидишь под последней берёзкой, а вокруг — полный вакуум. — Лихо хлопнула громилу по плечу. — Мне, положа руку на сердце, тоже хочется, чтобы проехали мы от Суровцев и до Байкала с прибауточками. И в каждом городе встречали нас разносолами и девок красных вам обоим в койку запихивали. Ну, чего скуксился? Вякни что-нибудь в возражение, острить не буду.

— Да понимаю я…

— Осчастливил ты меня до неузнаваемости. — Лихо дёрнула щекой. — Я, дурочка наивная, думала, что мне только Книжнику придётся мораль читать со всем прилежанием. А тут такая оказия приключилась… Так вот, дорогие мои. Я имею неудовольствие высказать вам всё, что думаю по этому поводу. И буду очень надеяться, что после этого мы либо свернём эту тему навсегда, либо наш творческий союз окажется на грани краха. Чего бы очень не хотелось — если откровенно. Пока на этой земле будет цела хоть одна молекула, на которую можно будет устало помочиться после решающей битвы, я продолжу упираться рогом до последнего. И насрать — какие вихри враждебные будут вокруг расчехляться. Понятно?

— Да ладно тебе, — Алмаз стушевался под её напором. — Никто оглобли не разворачивает. Имеем мы, в самом-то деле, право на эмоциональную разгрузку? Хоть иногда?

— Имеете, — кивнул блондинка. — Но только очень ограниченное, и только тогда, когда я разрешу. А то началось — Андреича нет, дисциплинка сразу в минус покатилась с дребезгом и перезвонами. Хрен вам! Последний раз говорю — никого насильно удерживать не собираюсь. Если чувствуете, что где-то в душевной конструкции подпорочка расшаталась и с пары гаек вот-вот резьбу сорвёт — идите своей дорогой. Если остаётесь — будьте любезны, соответствуйте. В полной мере.

Шатун с Алмазом синхронно кивнули, не отводя глаз.

— Будем.

— Родные мои! — Лихо широко улыбнулась, но глаза оставались не до конца освободившимися от сомнения. — Мы ж с вами не одного камнереза схарчили! Я всё понимаю — мы не какой-нибудь там спец-наз-вас-чих-пых. Нас на всё это, или хотя бы что-то примерно похожее, не натаскивали. Но выпало это всё — нам. Андреич, царство ему небесное, людей из нас сделал. Непоследних, что очень немаловажно. Мы теперь за него, за Германа, за Митрича, за любую урну в Суровцах должны рвать всё, что встанет поперёк нашей тропинки. И если родина требует сделать это совершенно не приспособленной для подобных задач частью организма — приспособим и сделаем. Так ведь?!

— Так, — отчеканил Алмаз. — Мне только одно непонятно.

— Что?

— Почему мы до сих пор не едем в нужном направлении. Время, время! По коням!

Он направился к водительскому месту. Шатун полез в кабину «Горыныча», грозно бормоча что-то себе под нос. Лихо улыбнулась. Тусклая ряска сомнений больше не колыхалась в её глазах. Блондинка залезла в машину, и внедорожник покатил дальше.