Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заспанная дежурная в гостинице «Северная» хмуро пробормотала:
— Местов нету.
Рупик просидел остаток ночи в кресле в вестибюле, в сонном полузабытьи ему чудилось, что он уже работает в большой больнице. Утром он умылся и побрился в общей ванной комнате, сдал чемодан на хранение и повязал галстук, чтобы явиться к месту назначения как настоящий доктор. В Министерство здравоохранения он шел вдоль проспекта Ленина. Город предстал перед ним во всей красе: деревянные дома и лишь несколько каменных двух-трехэтажных зданий на главной улице. Встречные казались мрачными, не было видно ни одного улыбающегося лица. Вдали блестело большое Онежское озеро.
Рупик думал: «Все-таки это город, неплохо бы остаться здесь, да только вряд ли оставят». Вспомнил, что ему приснилась большая больница. Куда его пошлют, что предложат?
Министерство здравоохранения оказалось двухэтажным деревянным строением, там же помещалось и фельдшерское училище. Заведующая кадрами встретила его неприветливо. Рупик удивился, неужели нельзя улыбнуться только что приехавшему молодому специалисту? Она хмуро взяла направление, зарегистрировала и вернула со словами:
— Поедете работать терапевтом в районный город Пудож.
Рупик вздохнул, эх, не вышло остаться в Петрозаводске. Он взглянул на карту республики за спиной начальницы и увидел, что Пудож находится за Онежским озером, в стороне от дорог.
— Как туда добираться?
— Отправим вас санитарным самолетом. Но теперь там разлив, самолеты не садятся, гидропланы пока тоже. Придется вам переждать пару недель здесь.
Рядом с министерством Рупик увидел довольно красивое двухэтажное каменное здание с вывеской «Республиканская больница». Вот она большая больница, да только не для него. Он решил зайти, познакомиться с кем-нибудь из местных врачей, может, они расскажут ему про Пудож. Через вестибюль проходил высокий молодой мужчина во врачебном халате, увидел растерянного прилично одетого молодого человека, подошел и мягко улыбнулся:
— Вы новоприбывший доктор?
Рупик обрадовался первой улыбке:
— Да, только что приехал.
— Сразу видно. Меня зовут Марк, Марк Берман, я рентгенолог в этой больнице. Вы откуда?
— Из Москвы. Имя мое Руперт, Руперт Лузаник, но все зовут меня Рупиком. Я получил направление в город Пудож, но мне сказали, что временно туда нет пути.
— Хотите посмотреть нашу больницу?
И Марк повел его по двум этажам, стал знакомить с врачами, называл их:
— Это Фаня Левина, травматолог, это Сеня Шварцер, гинеколог. Это Анатолий Зильбер, наш первый анестезиолог, это Сеня Хенкин, уролог. Это Семен Кацнельсон, отоларинголог, это Эдик Эпштейн, фтизиатр.
Рупик удивился: все молодые врачи были евреями. Он осторожно спросил об этом Марка, тот опять улыбнулся с хитрецой:
— Бросается в глаза, что много евреев? Все выпускники ленинградских институтов, но там евреев не оставляли, распределили сюда. Карелия полна врачей-евреев. Мы называем ее «край непуганых евреев». Антисемитизм здесь совсем не чувствуется. Основателем карельской медицины был хирург Михаил Давыдович Иссерсон, еврей, как вы понимаете. Он в начале века, еще до революции, построил эту больницу. Его все уважали, так и повелось, что здесь нет настроя против евреев.
— Ой-ой, как хотелось бы мне остаться работать здесь!
Марк подумал с минуту:
— Знаете, у нас как раз двое уехали на усовершенствование, нам нужна помощь. Раз вас задерживают, я поговорю с начальством, чтобы вы поработали для прохождения стажировки.
И Рупик временно остался работать в Петрозаводске, все-таки сбылся его сон о большой больнице.
* * *
Старшее поколение врачей состояло из местных жителей, обладателей большого практического опыта, у них можно было многому научиться. А молодые все были дружны между собой и работали с энтузиазмом. Мягкий по характеру Рупик, старательный, дружелюбный, вникал во все с интересом и понравился всем, говорили: пришелся ко двору. А когда прошел слух, что он знает английский, немецкий и польский языки и читает медицинские новости в иностранных журналах, к нему прониклись уважением и часто просили перевести статьи. Так Рупик обзаводился новыми знакомствами и друзьями.
Жить ему пришлось пока в гостинице, в общем номере на четверых. Соседи — командировочные карелы из деревень и поселков, в город приезжали по разным делам, но одно дело у них было общее: вечером все напивались в номере, буянили, ругались, даже затевали драки. Бывало, в драке или спьяну они сваливались на постель Рупика, старавшегося заснуть в этом шуме. Он отталкивал их, но не вступал в пререкания — бесполезно, да и небезопасно.
Рупик был домоседом, его привычное состояние — читать, думать, слушать музыку. Ему хотелось обдумывать то новое, что он видел в больнице и в жизни провинции. Но можно ли думать в таких условиях? Надо скорей поменять жилье, но как?
Все молодые врачи снимали комнаты, жильем никого не обеспечивали. Рупик, привыкший к жизни с родителями в Москве, поражался, до чего бедно и плохо они жили. При низкой зарплате все вынужденно подрабатывали в поликлиниках на полставки и еще на четверть ставки ночными дежурствами. Все равно этого не хватало, и они занимали деньги друг у друга — до получки. И вообще жизнь в провинции была намного бедней московской, прилавки в магазинах пустовали, за всем стояли очереди из унылых людей.
С переговорного пункта на почте Рупик звонил родителям, и, хотя не жаловался, они почувствовали беспокойство, и вскоре на несколько дней приехала его взволнованная и энергичная мама. Но нельзя же маме тоже жить в общей комнате, и Марк Берман помог снять для нее отдельный номер.
Выйдя из вагона, она глянула на сына:
— Боже, какой ты бледный, как похудел! Я привезла теплые вещи и продукты.
На другой день она пошла по улицам и сумела снять сыну временное жилье — маленькую комнату с круглой дровяной печкой в деревянном доме с мезонином, ход через кухню. Там в клетке сидели куры и висел рукомойник-бачок с тазом для слива. Уборная в холодной прихожей, с деревянной дыркой над выгребной ямой. Рупик поражался: до чего же примитивен быт в этой республиканской столице.
Старушка хозяйка поставила условия: воду в умывальник он должен сам приносить в ведрах из напорного крана на улице, за дрова платить отдельно, колоть их сам.
Рупику понравилось, что одно окно его комнаты выходило на крутой обрыв с красивым видом на Онежское озеро. Они с мамой купили простую и дешевую мебель: матрас (Рупик положил его на кирпичи), платяной шкаф и даже маленький письменный стол. И еще мама привезла радиоприемник и проигрыватель с его любимыми долгоиграющими пластинками.
Устроив его быт, мама уехала. На прощанье уже на перроне вокзала грустно сказала:
— Умоляю тебе: только не женись на провинциалке.