— А что нам оставалось делать? Не выгонять же мальчика на улицу! И потом, я бы не назвала это словом «смирились». Да, мы терпим, но терпим, скрипя зубами. Если бы у нас была возможность положить конец этой страсти, мы бы пошли на любые жертвы. Понимаете: раньше театр отнимал у нас сына, а теперь отнимает внуков. Думаю, не нужно вам объяснять, что значит для восточного человека продолжение рода. Отсутствие потомства — худшее из всех проклятий!

— А как же помещение под театр? Разве не вы помогли Сурену его купить?

— Нет. Он действительно просил денег, но мы отказали наотрез. Понимаете, для сына нам ничего не жалко, мы готовы оплатить что угодно, любую его прихоть — но только не театр! Не знаю, как он в конце концов купил этот подвал, наверное, занял деньги у знакомых.

— О женщины!..

Этот неожиданный возглас раздался от дверей гостиной. Марк повернул голову и увидел чудовище, достойное греческих мифов. Впрочем, не совсем так. Греки любили наделять своих чудовищ телом одного существа и головой другого, а в данном случае разным существам принадлежали две половины одной головы. Верхняя, определенно, была унаследована от эльфа, нижняя — от тролля. А голос, низкий и красивый, запросто мог принадлежать оперному баритону.

— Дай им возможность перемыть косточки ближнему, и они не пощадят родного сына. — Тут чудовище приблизилось к хозяйке и манерно поцеловало ей руку. Марк едва не поморщился при виде этого напыщенного театрального жеста. Ma ch`erie maman, ты не представишь меня своему гостю?

— А это твой гость, mon petit. Его зовут Марк, остальное он расскажет тебе сам, а я пока займусь ужином. — И она мгновенно исчезла из комнаты.

— Марк? — переспросил Сурен, подавая ему руку. — Это не с вами я вчера беседовал по телефону?

— Со мной.

— И что, не помогли вам мои сведения? Ни супруги Седых, ни Рома ничего о Веронике не слышали?

Марк на мгновение задержался с ответом, прикидывая, стоит ли сообщать Сурену о смерти Романа, но Сурен тут же избавил его от дилеммы, задав вопрос:

— Чем я могу быть полезен?

— Я был бы вам весьма признателен, — ответил Марк ему в тон, — если бы вы попытались вспомнить, не рассказывала ли Вероника в последнее время о своих новых знакомствах.

Сурен сел на место матери, закусил свою выдающуюся нижнюю губу, посмотрел в окно, побарабанил пальцами по столу и наконец отрицательно покачал головой.

— Нет, насколько я помню, ни о чем таком она не рассказывала. Честно говоря, не думаю, чтобы с тех пор, как мы начали репетировать «Сеньоров», у нее оставалось время на новые знакомства. Но почему бы вам не поговорить на эту тему с Ромой? Или вы не исключаете, что наша невинная Вероника наставляла своему молодому человеку рога?

— Всякое бывает, — туманно ответил Марк.

— Так-то оно так, но, по-моему, здесь не тот случай. Впрочем, я бы не стал биться об заклад. Девичья память и все такое… Хотя, появись у нашей примадонны новые поклонники, я, наверное, заметил бы какие-нибудь перемены в ее поведении. Пусть это звучит нескромно, но я довольно наблюдателен. Или, по крайней мере, стараюсь быть таковым. Помогает, знаете ли, при создании образа.

Марк постарался запихнуть поглубже глухое раздражение, которое вызывал в нем позер-собеседник, и задал очередной вопрос:

— Скажите, Сурен, как по-вашему, к кому из участников той злополучной вечеринки могла бы обратиться Вероника, если бы ей понадобилось убежище?

— К Варваре, разумеется, — не задумываясь ответил Сурен. — Вероника целыми днями только о ней и говорила: «Варвара любит то, Варвара не одобряет этого, Варвара такая, Варвара сякая!..» Если бы это не выглядело так смешно и трогательно, я, наверное, рано или поздно полез бы на стенку. Но Вероника меня умиляла. Она напоминает мне малышей из детского сада, которые без устали хвастают родителями и старшими братьями.

— А если исключить Варвару?

В глазах Сурена впервые загорелся неподдельный интерес; забыв об игре на публику, он подался вперед и спросил нормальным человеческим голосом:

— Так вы действительно думаете… слушай, давай на «ты», ладно?

Марк кивнул.

— Так ты думаешь, что ее прячет кто-то из нашей компании?

— Согласись, это разумное предположение. Девица уже трое суток где-то скрывается, милиции о ее местопребывании ничего не известно, в больницы и морги она, слава богу, не поступала. Других знакомых у нее нет, по крайней мере, никто о них не слышал. Вариантов остается не так уж много: либо Веронику похитили, либо она бежала из города, либо у кого-то прячется. И в последнем случае весьма вероятно, что у кого-то из вас.

— Да-а, — протянул Сурен и выпятил нижнюю губу так, что она едва не закрыла подбородок целиком. — Об этом я не подумал… Итак, к кому побежала бы Вероника, если бы захотела спрятаться? Ну, не к Тамаре, это точно — Тома ее не особенно жалует. Вероникино знакомство с Евгением можно считать шапочным, так что и не к нему тоже. Никуда не денешься: остаемся только мы с Ромой. Причем себя я поставил бы на первое место, ибо Варваре (ох, и молодчина!) все-таки удалось в конце концов вбить в голову нашей восторженной американочки известное недоверие к Роману. Теперь даже не знаю, поверишь ли ты мне на слово, если я скажу, что не видел Веронику с субботы. Впрочем, это легко проверить. Если не считать поездки на дачу, я все время был на людях, а на даче меня видели соседи. Хочешь съездить туда и убедиться, что беглянки там нет?

Марк покачал головой.

— Может быть, позже, а пока попробую поискать в других местах.

Он поднялся было, намереваясь уйти, но Сурен жестом остановил его.

— Постой, я хотел спросить: кого вы подозреваете в убийстве? Есть какие-нибудь догадки?

Конечно, Марк мог бы ответить: «Есть. Варвара подозревает тебя или ныне покойного Романа», — но врожденная деликатность заставила его ограничиться неопределенным пожатием плеч.

— Я все время ломаю над этим голову, даже во сне, — продолжал Сурен. Мама уже жаловалась тебе, что у меня сдвиг по фазе на почве театра? Она права. Я действительно вижу реальность через призму сцены. Раньше я присматривался к людям, чтобы убедительнее сыграть тот или иной характер, потом понял, что число характеров и моделей поведения ограничено. Теперь все люди для меня — не просто люди, а определенные типажи. Этот — простак и хвастун, тот — застенчивый, но добрый малый, и так далее… Разумеется, схемы довольно грубые, но по сути верные, — я убеждался в этом много раз. Понимаешь, к чему я клоню? Стоит мне увидеть человека и перекинуться с ним парой реплик, и я уже хотя бы в общих чертах знаю, что он из себя представляет. Я гордился тем, что вижу людей насквозь, и тем не менее не смог догадаться, кто задушил девушку! Может быть, потому, что до сих пор ни разу не сталкивался с убийствами… — Интересно… — сказал Марк и, помолчав, добавил:

— А ты не мог бы вкратце описать эти типажи?