Однако это не означает, что государственное подавление не имеет никакого отношения к гендеру. Напротив, это весьма активный гендерный процесс – политика маскулинности. Государство не только институционализирует гегемонную маскулинность, но и направляет огромную энергию на то, чтобы ее контролировать. Объектами подавления (например, теми, кого квалифицируют как преступников) в основной своей массе являются молодые мужчины, которые сами вовлечены в практику насилия, причем их социальный портрет очень близок к портрету непосредственных агентов подавления – полицейских или солдат. В то же время государство не является цельным, однородным образованием. Военный аппарат и аппарат принуждения следует рассматривать в терминах взаимоотношений между видами маскулинности, а именно физической агрессии боевых подразделений или полиции, авторитарной маскулинности командиров, профессиональной рациональности техников, проектировщиков и ученых.

Внутренняя неоднородность государства, которая сейчас вполне признается классовой теорией, в той же степени важна и по отношению к гендеру. Реально существующие государства отнюдь не последовательны в своей трактовке гендерных вопросов. Так, политическое руководство Нового Южного Уэльса представило обширную программу равных возможностей, направленную преимущественно на поддержку женщин, но большинство местной бюрократии, возглавляемой, разумеется, мужчинами, молчаливо ей сопротивлялось. Современная политика в ряде западных стран состояла в том, чтобы передать большинство функций социальной поддержки от государства местным сообществам, т. е. практически превратить их в неоплачиваемую женскую работу. Однако в то же время расширилась система подготовки девочек для оплачиваемой профессиональной деятельности, предусматривающая более длительное обучение в школе и новые программы профессиональной подготовки. В Австралии программы поддержки равных возможностей при трудоустройстве стали распространяться одновременно с урезанием фондов, поддерживающих систему детских садов, которая только и могла бы сделать эти программы эффективными. Постепенное расширение гражданских прав мужчин-гомосексуалов через декриминализацию гомосексуальности и принятие антидискриминационных законов вступает в противоречие с продолжающейся практикой недопущения их на работу в государственных учреждениях, а сейчас – и с официально поддерживаемой паникой по поводу СПИДа. Канадское государство столкнулось с серьезными трудностями в виде противоречия между сильными антидискриминационными статьями Хартии прав и свобод, которая вступила в действие в 1985 году, с одной стороны, и формальным исключением гомосексуалов из вооруженных сил и конной полиции, с другой. Случается, что патриархатное государство материально поддерживает феминизм, причем в довольно широком спектре вопросов – от создания кризисных центров для жертв изнасилования до подразделений по делам женщин в рамках государственного аппарата и предоставления грантов на феминистские научные исследования. Некоторые из этих мер говорят просто о непоследовательности, неизбежной для такого сложного образования, как государство. Но в ряде случаев имеют место подлинные противоречия.

Как можно встроить эти столь разные позиции в гендерный анализ государства? Предположим, что государство не является по своей природе патриархатом, но исторически конструируется как патриархат под воздействием политических процессов, результат которых является неопределенным. Центральным фактором здесь служит процесс бюрократизации, поскольку традиционная бюрократия тесно спаяна со структурой власти и разделением труда. Вместе с избирательным приемом на работу и продвижением по службе эти структуры формируют интегральный механизм гендерных отношений, приводящий к лишению женщин властных позиций и подчиненному положению тех сфер занятости, в которых сконцентрировано большинство женщин. Но традиционная бюрократия сама находится под давлением, что видно из современных руководств по «ликвидации поломок» в механизмах управления. Бывает, что требования большей эффективности, децентрализации и даже большей демократичности выводят из строя некоторые части этого механизма. Феминистки нашли себе место в государстве – главным образом там, где пересекаются гендерная политика и организационные реформы.

Власть в государстве – это стратегический ресурс, потому что ее задачи гораздо обширнее, нежели просто распределение благ. Государство играет конститутивную роль в формировании и изменении социальных паттернов. Например, государство на поверхностном уровне поддерживает браки через систему налоговых стимулов, обеспечение жильем и т. п. На более фундаментальном уровне брак сам по себе является правовым действием и правовыми отношениями, которые определяются, регулируются и в какой-то степени навязываются государством. Другим примечательным полем государственной деятельности является фертильность. Пронаталистская и антинаталистская политики служат предметом обсуждения, и в зависимости от исхода обсуждений контрацептивы распространяются или запрещаются. Насколько в самом деле успешной бывает государственная политика контроля над этим аспектом женской телесности, само по себе спорный вопрос, но с античных времен до современности в этом направлении предпринимаются весьма интенсивные шаги.

Управляя такими институтами и отношениями, как брак и материнство, государство выходит за пределы их простого регулирования. Оно играет огромную роль в конституировании самих социальных категорий гендерного порядка. Создаются такие категории, как «мужья», «жены», «матери», «гомосексуалисты», каждая из которых представляет собой группу с определенными характеристиками и отношениями. С их помощью государство играет свою роль в конституировании интересов в области гендерной политики. Они, в свою очередь, реагируют на государство посредством политической мобилизации. Классическим примером государственного подавления и регулирования сексуальности служит та роль, которую государство сыграло в создании гомосексуалистов как социальной категории и индивидуальной идентичности. Это, в свою очередь, стало основой для политического движения за гражданские права геев. Подобного рода циклы очень распространены.

Таким образом, патриархатное государство можно рассматривать не как проявление сущности патриархата, но как центр определенного комплекса властных отношений и их политических процессов, в котором патриархат как создается, так и оспаривается. Если такое представление считать обоснованным, то для понимания места государства и его влияния на гендерную политику исключительно важно проследить его историческую траекторию. Я закончу обсуждение этой темы, выдвинув некоторые гипотезы по поводу этой траектории.

Развитие современного государства, как предполагает Пейтман, зависит от изменения моделей гендерных отношений. Ключевую роль здесь играет изменение моделей маскулинности. Основанная на традиции патриархатная власть, проявления которой в публичной политике критиковали либеральные рационалисты, такие как Локк, представляла собой господство определенного типа маскулинности, проявлявшееся и в домашней сфере. В течение того периода, когда формировались современное государство и индустриальная экономика, гегемония этой формы маскулинности была оспорена и вытеснена другими формами маскулинности, ориентированными на техническую рациональность и математические методы. Система промышленного капитализма создавалась за счет этого сдвига в той мере, в какой на этот процесс влияло развитие классов; то же самое относится и к форме государственной бюрократии, о которой мы говорили выше.