– Твой учитель должен был сказать тебе, кто я. Пес. Мои клятвы ничего не стоят. Как и эта книга. Посмотри, там на тридцать шестой странице между второй и четвертой строками написана наша с Диком клятва о вечной преданности кровному братству. Написана кровью. И эта клятва ничего не стоила. Как и эта кровь.

Я посмотрела, отгораживаясь от него плечом. Действительно. Чуть виднелась основательно стертая надпись – чем-то рыжим, может быть, и кровью: «Дик… Дуку, и Дук… Дику… клятв… вечном братстве… предан…»

– Последнее слово звучит зловеще. Что ты с ним сделал?

– Разве ты не пифия?

– Была. И не по своей прихоти. Ничего личного.

– Последний раз я видел его… месяц назад. Он был жив и здоров.

– Был? А после того, как ты его повидал?

– Радона, я его не убивал.

– А кто?

Он замолчал, тоскливо глядя сквозь меня. Мне стало небывало пусто. Так пусто, что нечем было дышать. И не хотелось дышать. Совсем. Он видел его не месяц назад. Они встретились сегодня на заре. Вот в чем было дело. Вот что рвало и терзало мое тело в карцере храма Истины – эхо его смерти. Не стражники его окружили на заре. Убийцы.

Дункан глухо сказал:

– Может быть, Дик остался жив.

Он сам в это не верил. Он помнил, как с жадным всхрипом вошел меч в левое подреберье брата и с сытым чмоканьем вышел, потянув за собой стремительную ленту крови, как Дик осел, как медленно повалился навзничь, как удивленно распахнул небесные глаза. А Дук должен был идти, перешагнув через лужу крови, которой с лихвой хватило бы на тысячи и тысячи братских клятв. У него уже не было брата. Это хорошо. Еще меньше человеческого. Еще больше монстра.

– Уходи, Дункан. Как можно дальше от меня. Если я тебя еще увижу, то убью.

– Должен предостеречь, Радона. Меня нелегко убить. Я Пес, а не Агнец.

– Уверена, что в ближайшем к вашей школе селении матери девиц называли вас по-другому.

Он усмехнулся.

– Было такое.

– А девочек школы?

Он улыбнулся, вспомнив.

– Видишь, как ты легко управляем, Дункан. Твои воспоминания послушно потянулись за моими словами. Так же легко я тебя убью. Клянусь Волей и Верой, я убью тебя, Дункан!

Он вдруг натянулся струной, хищно подобрался, леденея и превращаясь в бескровную машину-убийцу. И не завершил метаморфозы. Только сверкнул обжигающим холодом глаз.

– Вряд ли ты знаешь, кем клянешься. Будь добра, не произноси более при мне таких бездумных клятв. Ибо я – лишь инструмент для убийства произносящих их. Поклянись кем-нибудь другим.

– Почему «кем», а не «чем»?

Он вздохнул, совсем утрачивая этот волчий или там собачий облик:

– Так я и знал. Не понимаешь – не говори. Прошу. К тому же ты забыла, что я имею право на одну твою жизнь. Не хотелось напоминать, но ваша девичья память весьма избирательна. Поэтому, на всякий случай, напоминаю. Я твою жизнь спас. И она в некоторой степени уже моя, а не твоя, ведь ты с ней уже простилась, а я ее, неприкаянную, подобрал. И я имею право запретить тебе так глупо распоряжаться нашей общей жизнью без моего на то согласия. Вот так, жизнь моя!

Не слишком ли много претендентов на мою жизнь? Сначала отец предъявил права, потом опекун, теперь вот еще один хозяин выискался. Так у меня никакой жизни не останется!

– Вы, спасатели незваные, таким образом и житья мне не дадите. Кроме того, ты только что пытался меня убить и потерял и без того сомнительные права.

– Даже и не пытался, – возразил магистр, упрямо покачав головой. – Никогда не берусь за неудачные попытки.

Он уже был у двери. Он уже за дверь вышел. Он уже наполовину закрыл ее за собой. Но тут же просочился обратно.

– Магистр! Я предупредила, что случится, если увижу вас еще раз.

– Ну да, слышал, слышал. Кое-кто жаждал крови. Однако не слишком ли варварское блюдо для благородной девы? Вот поэтому я решил не закрывать эту дверь вовсе. Прекрасная жрица, подумай, если ты убьешь меня, то больше ни один сумасшедший не рискнет жизнью только ради того, чтобы одна взбалмошная пифия узнала, что такое… настоящий поцелуй.

Я бешено швырнула в него его же книгой, страшно жалея, что не могла дотянуться до чего-нибудь более убойного. Дункан глазом не моргнул, но в последний момент стремительно отклонился, не препятствуя полету снаряда, и тот с треском ударился в переносицу как всегда вовремя подоспевшего к двери Альерга. Несчастный только всхрипнул, схватившись за нос, а магистр ловко подхватил свою драгоценную книжицу, одарил меня лучезарной улыбкой, скользнул мимо полуослепшего мастера и был таков.

Всего за один день замок понес сокрушительные потери. Не считая стен, Альерг потерял библиотеку, лабораторию, тайну в подвале и, наверное, нос. Я утратила гораздо большее – Дика. Но думать о нем я себе запретила. А вот Иби, потерявшая разум и не заметившая потери… Кто вернет ей утрату? Мне надо было увидеть ее, пока она не потеряла жизнь, но я лишилась еще и средств передвижения: тело взрывалось болью при неосторожном движении. Нога в хрустальной туфельке из фиолетовой стала уже бледно-синей и чуть похудела, словно бревно обтесали, но ходить было еще невозможно. И почему люди не летают, как ведьмы? Летала бы сейчас в ступе. Или на метле… Стоп. Метла?

Я отложила книгу, дотянулась до забытого всеми подноса с неаппетитными объедками и вытряхнула их на пол широким жестом сеятеля на пашне, предварительно убрав виноградную кисть: нечего добром разбрасываться. Подумав, пожертвовала все же несколько виноградин, дабы внести изюминку в новое направление интерьерного искусства. И позвонила в колокольчик.

У меня уже отнимались руки от непрестанного встряхивания, когда прибыла позевывающая горничная. Она тоже сначала потрясла руками над этой свалкой, изображая ведьму, от пассов которой мусор должен был исчезнуть в мгновение ока, а еще через минуту у меня появилась швабра, ведро и тряпка. Оставалось выставить возмущенную девушку за дверь, быстренько обмотать тряпкой волосистую часть швабры, чтобы удобнее было опираться, и конец рукояти, чтобы не скользил и не стучал по полу.

Вскоре, сунув под мышку швабру и поджав ногу, постепенно сдувавшуюся, как неплотно завязанный шарик, я запрыгала одноногой ягой под гулкими сводами, молясь всем богам на свете, чтобы никто не слышал моих многочисленных падений. Какое счастье, что крепость снова опустела! Как странно, что Альерг с его изошренным во всех отношениях слухом куда-то запропал! Конечно, на ложе под покрывалом остался дымящийся сонными грезами о давнопрошедшем сотворенный на всякий случай маячок. Вдруг поверят! Ну не может же нормальный безногий человек так быстро сбежать со смертного одра! Так что это не я тут спотыкаюсь, так, привидение какое-то костями гремит…