я ерничаю. «Ну формально — да, песню исполнили Beatles, но мы не это имели в виду!» — скажете вы. Так и альбом Нила Янга в стиле ду-воп пятидесятых под названием Everybody’s Rockin’ («Все зажигают») нельзя назвать типичным для творчества Нила Янга. И джазовый эксперимент Джони Митчелл с Чарльзом Мингусом не похож на то, как мы себе представляем Джони Митчелл. (Кстати, звукозаписывающие лейблы угрожали и Нилу Янгу, и Джони Митчелл расторжением контракта за то, что те создают музыку, настолько нетипичную для Нила Янга и Джони Митчелл соответственно.)

Наша система восприятия окружающего мира выстраивается на конкретных индивидуальных случаях — одном человеке, дереве, песне, — а с накоплением опыта конкретные объекты почти всегда начинают рассматриваться нашим мозгом как элементы категории. Роджер Шепард обозначил общую для всех этих дискуссий проблему в терминах эволюции. По его словам, в восприятии реальности всем высшим животным приходится решать три задачи. Чтобы выжить, найти съедобную пищу, воду, укрытие, спастись от хищников и размножиться, организму приходится иметь дело с тремя сценариями.

Во-первых, может получиться так, что объекты, выглядящие одинаковыми, различаются по своей сути. Объекты, которые создают идентичные или почти идентичные структуры стимулов на нашей барабанной перепонке, сетчатке глаза, вкусовых или осязательных рецепторах, могут оказаться разными сущностями. Яблоко, которое я видел на дереве, — это не то же яблоко, что я держу в руке. Разные скрипки, которые я слышу в симфонии, даже если они исполняют одну и ту же ноту, представляют собой несколько инструментов.

Во-вторых, объекты, которые в восприятии различны, могут оказаться идентичны по сути. Когда мы смотрим на яблоко сверху и когда мы смотрим на него сбоку, мы словно видим два разных объекта. Для успешного познания необходима вычислительная система, способная интегрировать эти отдельные образы в связное представление об одном объекте. Даже когда наши сенсорные рецепторы получают четкие, не перекрывающие друг друга структуры стимулов активации, нам нужно извлечь из них только ту информацию, которая необходима для создания единого представления об объекте. Если я привык общаться с вами лично, воспринимая ваш голос обоими ушами, то, когда я позвоню вам по телефону, мне придется одним ухом распознать услышанное как голос того же самого человека.

Третья задача в восприятии реальности связана с когнитивными процессами более высокого порядка. В первых двух задействованы перцептивные процессы: понимание того, что один и тот же объект можно воспринимать с разных точек зрения, или того, что несколько объектов можно рассматривать (почти) одинаково. Третья же состоит в том, что объекты, различные по своему внешнему облику, могут иметь одинаковую природу. Здесь уже задействуется категоризация, и это самый мощный и продвинутый принцип восприятия. Все высшие млекопитающие, многие низшие млекопитающие, птицы и даже рыбы обладают способностью к категоризации. Это значит, что они могут рассматривать объекты, которые кажутся разными, как объекты одной и той же категории. Красное яблоко выглядит не так, как зеленое, но они оба относятся к категории яблок. Мои мать и отец выглядят совершенно по-разному, но они оба заботливые любящие люди, которым я могу довериться в трудной ситуации.

Таким образом, адаптивное поведение зависит от вычислительной системы, которая может анализировать доступную сенсорным поверхностям информацию и разделять ее на: а) инвариантные свойства внешнего объекта или ситуации и б) временные свойства, проявляющиеся у этого объекта или ситуации. Леонард Майер отмечает, что классификация необходима для того, чтобы композиторы, исполнители и слушатели могли усваивать нормы, регулирующие музыкальные отношения, и, следовательно, понимать структуру определенных стилей и улавливать отклонения от стилистических норм. Наша потребность в классификации, как говорит Шекспир в пьесе «Сон в летнюю ночь», «воздушному „ничто“ / Дает и обиталище и имя»[14].

Своим определением Шепард переформулировал задачу категоризации в эволюционно-адаптивную. Тем временем работа Рош встряхнула научное сообщество, и десятки ведущих когнитивных психологов стали проводить исследования, бросая вызов ее теории. Майк Познер и Стив Кил продемонстрировали, что у людей в памяти хранятся прототипы. В ходе остроумного эксперимента они создали квадратные значки с точками, как на гранях игральных костей, только расположенными в случайном порядке. Эти изображения они назвали прототипами. Затем они сдвинули некоторые точки примерно на миллиметр в том или ином случайном направлении. Так получился ряд изображений, отличающихся от прототипа и различных по своей близости к нему, то есть вариаций. Из-за случайных изменений некоторые изображения было нелегко сопоставить с тем или иным прототипом: различия оказались слишком велики.

Таким же образом джазовый исполнитель может изменить известную мелодию. Когда мы сравниваем исполнение песни «A Foggy Day» («Туманный день») Фрэнка Синатры с исполнением Эллы Фицджеральд и Луи Армстронга, мы понимаем, что некоторые ноты и ритмы в них одинаковые, а другие различаются. От хорошего вокалиста мы ожидаем оригинальной интерпретации мелодии, даже если она изменится по сравнению с тем, как ее изначально записал композитор. При дворах Европы в эпоху барокко и Просвещения такие музыканты, как Бах и Гайдн, постоянно исполняли вариации на разные темы. Исполнение песни «Respect» («Уважение») Ареты Франклин отличается от оригинальной композиции, написанной и исполненной Отисом Реддингом, причем отличие довольно интересное, но мы все равно считаем, что песня та же самая. Что это говорит нам о прототипах и природе категорий? Можно ли утверждать, что музыкальные вариации имеют общее семейное сходство? Является ли каждая из них идеальным прототипом?

Познер и Кил обратились к общему вопросу категорий и прототипов с помощью своих значков. Участникам эксперимента демонстрировали листки бумаги с разными вариантами квадратов с точками, каждый из которых отличался от других, однако ни разу не показали прототипы, на основе которых были созданы эти вариации. Испытуемым не говорили, по каким принципам созданы узоры из точек, и те не знали о существовании прототипов. Неделю спустя участников попросили еще раз просмотреть листки, часть из которых они уже видели, а другие — нет, и определить, какие из них новые, а какие — старые. Они хорошо справились с задачей. Затем, ничего не говоря испытуемым, Познер и Кил подсунули им прототипы, на основе которых были составлены все варианты изображений. Удивительно, но люди часто говорили о впервые увиденных прототипах как о знакомых фигурах. Это дало основание полагать, что прототипы хранятся в памяти, — иначе почему испытуемые «узнали» изображения, которые им раньше не показывали? Чтобы вещи, которых мы еще не видели, сохранились в мозге, система запоминания, по всей видимости, выполняет со стимулами какие-то операции. Похоже, на некотором этапе происходит обработка, выходящая за рамки простого сохранения воспринятой информации. Казалось бы, на теории регистрации можно поставить крест: