Когда начался отбор на Канченджангу, каждый претендент в команду должен был иметь в активе не меньше трех семитысячников. У Вити недобор – только два. Я – к старшему тренеру Овчинникову. Говорю: «Вот есть такой хороший парень, я бы посоветовал его взять. Не потому, что это мой земляк и товарищ. А потому, что он прекрасный альпинист». Овчинников ответил: «Сергей, ну кто же нам скажет, если не мы друг другу? Конечно, возьмем парня». Очень правильный подход, не буквоедский, мол, не хватает семитысячника – разговор окончен. А Вите я сказал: «Виктор, тебя взяли, а дальше ты должен себя проявить». Не сомневался, что Пастух как спортсмен, как врач, как открытый, активный, позитивный человек отлично впишется в команду. Так и произошло. Виктор успешно прошел отборы. За него было и то, что он не только прекрасный восходитель, но и врач-травматолог. Кстати, у нас в команду отобрались тогда два классных врача. Кроме Вити еще и Женя Виноградский из Свердловска (теперь Екатеринбурга). Потом мы участвовали в различных чемпионатах, экспедициях, восхождениях – на Кавказе, на Памире, других горах.

Витя за что ни брался – все у него получалось. Если пафосно говорить, он был человеком высокого уровня – и как альпинист, и как врач, и как друг. Очень надежный во всем. Порядочный, обязательный. Началась перестройка, цены взлетели, а зарплата врача – 20 долларов. Семья, дети (двое сыновей) – как выживать? Ира, Витина жена, оформилась на работу в Ливию. Там зарплата была на порядки выше, позволяла достойно жить, кормить семью, путешествовать. Ира по специальности офтальмолог. А травматологи оказались не нужны. Виктор приложил максимум усилий, чтобы поехать вместе с женой. Сказал: если не поеду сейчас в Ливию, то уйду из медицины и займусь бизнесом. Он пробовал параллельно, в свободное от дежурств время предпринимательством заниматься – отлично получалось и там. Был бы великолепный бизнесмен, нисколько не хуже нынешних воротил. А захотел бы на производство пойти, в тот же промышленный альпинизм – и там бы преуспел. Или занялся бы восхождениями профессионально, например, стал гидом – тоже прекрасно бы получилось. Правда, как много потеряла бы медицина!

… Все же взяли Пастуха в Ливию, но не травматологом, а терапевтом. Мы оказались за тысячи километров друг от друга. О скайпе и прочих компьютерных штуках тогда не знали. Но контакт у нас был постоянный. Витя регулярно звонил, интересовался, когда и куда собираемся. Он и не думал расставаться с горами. Приехав из Ливии, на Дхаулагири с нами отправился. Если бы не трагедия с Галей Чекановой, наша группа, в которой и Витя был, взошла бы на вершину. Когда Галя шла на гору, Витя одолжил ей свой комбинезон, очень яркий, красно-синий. Мы потом, когда ее искали, пытались среди снегов по комбинезону высмотреть. Так и не нашли. А на следующий год искали уже Виктора с Геной…

Витя фактически был спортивным руководителем той экспедиции. Иван Валеня общее руководство, финансовые, организационные вопросы взял на себя, а Пастух – восходительскую часть. Вся стратегия, тактические планы – этим Витя с Геной Василенко занимались. Оба альпинисты высокого класса, очень опытные, предусмотрительные. То, что произошло с ними на Шише… Все предусмотреть невозможно. На сколько бы ходов ты ни просчитывал развитие событий, непредсказуемые трагические повороты нельзя исключить полностью. Роковое стечение обстоятельств, а не ошибка в расчетах унесло жизни моих друзей. Но кому от этого легче? Мы дружили семьями, все праздники вместе проводили. Были ближе, чем родственники. Дочка Настя хвасталась подружкам: «У меня два папы – родной Сережа и крестный Витя».

Когда Виктор погиб, его жена Ирочка, моя кума, сказала: «Не верю!». Я понимаю, в это невозможно поверить. Начали ходить к экстрасенсам, ясновидящим… Мама Иры Галина Степановна говорит однажды: «Я ходила к экстрасенсу, сказали, что Витя жив. Он ушел в Тибет, он где-то там»… Зная Витю, ни за что не поверю, что он мог бросить сыновей на произвол судьбы. Как и Гена Василенко. Они бы детей, свои семьи не оставили никогда. Нет ребят, но близким смириться с этим невозможно. Вера поддерживает… Так же было и в 1980-м после трагедии на пике Победы. Тоже жены не верили, теплилась надежда: они где-то в Китае, их не выпускают. Пока мы не нашли погибшего Костю Рыбалко у вершины. Я Вале, жене Леши Трацевича, привез конец веревки: вот, смотри, она не оборвана, обрезана (значит, единственно возможное предположение, что при обрыве карниза кто-то из повисших на «скользящих» карабинах ребят, что само по себе нарушение, не выдержав удушья, «помог себе» и обрезал веревку). Не знаю, успокоили ее мои слова или, наоборот, лишили последней надежды.

Мнене забыть той долины, Холмик из серых камней… И ледоруб в середину Воткнут руками друзей. Ветер тихонько колышет, Гнет барбарисовый куст-Парень уснул и не слышит Песен сердечную грусть…

Эту песню знают все альпинисты. Она написана в годы Великой Отечественной участником боев за Кавказ Николаем Моринцом в память о ком-то из погибших друзей, военных альпинистов. Нет холмика, нет барбарисового куста на том роковом склоне гималайского восьмитысячника Шиша-Пангмы, где лавина унесла жизни Вити Пастуха и Гены Василенко. Осталась память. И песня, которой несколько поколений наших альпинистов поминают своих не вернувшихся с восхождений товарищей. Не важно, в Гималаях та жестокая гора, в Альпах или на Кавказе, «кто-то в долину вернется, холмик он тот посетит».

В какие моменты мне больше всего не хватает Вити? Да в любые. Каждый день. Это была радость – вместе с ним ходить в горы, дружить, общаться. Просто знать, что он есть…

Ну вот и все. Вершина! Они смогли. Они это сделали! Как передать словами, что сейчас чувствует каждый? Позади изматывающий подъем, крутой склон, скользкие камни. Ветер студит разгоряченные лица. На все четыре стороны, сколько хватает глаз… Стоп! Глаз-то как раз и не хватает, 14 восходителей – инвалиды по зрению. О красотах панорамы Карпатских гор необычным подопечным рассказываем мы – 11 инструкторов альпинизма из Харькова и Ивано-Франковска. В альпинистской книжке каждого из нас – десятки, а то и сотни восхождений, но такого точно не было. Самое смешное, что не только незрячие ребята, а и я, где только ни побывавший за десятилетия занятий альпинизмом, впервые совершаю подобное путешествие в уютных, как домашние тапочки, приглаженных временем Карпатах.

Идея сделать незрячим землякам экстремальный новогодний подарок в виде самой высокой украинской горы Говерлы родилась у Виктора Назаренко, тогдашнего директора Харьковского областного альпклуба. Ему много лет не давало покоя воспоминание об одном эпизоде путешествия в индийских Гималаях в далеком уже 1989 году. Где-то на крутом, поросшем лесом склоне его группа обогнала странную компанию. Человек двадцать одетых в белое людей с поднятыми к небу радостными лицами шли вереницей по горной тропе, положив друг другу на плечи руки. Они что-то весело выкрикивали, оживленно общались. Приветливо пропустили вперед чужестранцев. И продолжили путь – восторженные, счастливые, устремившие вверх невидящие глаза… С ними шли проводники, помогая, придерживая на трудных участках. А гиды, шедшие с группой Виктора, в ответ на недоумение его спутников: мол, зачем тащить в горы незрячих людей, ведь все равно ничего не увидят, отвечали чуть снисходительно, как взрослые – глупым детям: им необходимы подобные путешествия, чтобы они не чувствовали себя обделенными. В развивающейся (то есть, недоразвитой по сравнению с СССР) Индии находили возможности думать о подобных вещах. Представителей самой передовой в мире советской державы это шокировало, заставляло многое переосмыслить. Еще несколько раз наши путешественники встречались с той группой незрячих индусов. Видя их искреннюю радость, слыша песни у вечернего костра, советские гости ощущали себя обделенными чем-то очень важным. Вот тогда Витя Назаренко и решил во что бы то ни стало провести нечто подобное дома. Поделился задумкой с нами. Воплотить идею в жизнь удалось не скоро.