Когда я лежала на спине на элегантной новой кровати (я не могла улечься иначе — на вышитых наволочках было больно щекам), мне чудилось лицо ужасного старика, который пристально смотрит на меня из-под опущенных штор. Я часами не могла заснуть и дрожала от ужаса под дорогими простынями. Простыни холодили тело и казались скользкими как лед.

— Когда я была маленькой, то выдумала старика с огромными садовыми ножницами. Мне казалось, что он живет под кроватью, — рассказывала мне Прим после того, как я описала свои ночные кошмары. — Я иногда прыгала с кровати на середину комнаты, так как боялась, что он отрежет мне ноги до самого колена. Если бы ты не заговорила о своих кошмарах, то я бы и не вспомнила о своих. Все это осталось в прошлом. Думаю, что все дети выдумывают нечто подобное. Твоя мачеха поступила жестоко, ей не следовало менять все так радикально. Черт, опять телефон!

Прим побежала в соседнюю комнату, чтобы взять трубку. Я же тем временем вернулась к воспоминаниям о Фэй. Выйдя замуж за отца, Фэй опустилась на ступеньку ниже по социальной лестнице. То же случилось и с отцом, когда он женился на моей матери. Фэй, без сомнения, любила отца. Большая часть ее знакомых были представителями высшего общества. Благодаря связям Фэй отец добился продвижения по службе. Его назначили директором. Теперь мы не нуждались в деньгах. Мне стали покупать дорогие вещи, но никто никогда не интересовался моим внутренним миром. Большую часть времени я проводила в кухне в компании миссис Поуп. Дядя Сид навещал меня лишь изредка. Я старалась, чтобы дядя и Фэй не встречались. Даже ребенку было понятно, что они никогда не найдут общего языка. Однажды я выглянула из окна своей спальни и увидела дядю Сида. Он вразвалку шел по направлению к нашему дому. На его голове была широкополая шляпа. Дядя всегда надвигал шляпу на самые брови. Я помчалась к дверям, но Фэй в этот раз опередила меня. Дядя Сид держал в руках объемный мешок.

Увидев дядю Сида, Фэй сказала:

— У нас уже есть постоянный продавец рыбы. Вам не стоит больше приходить сюда. — Фэй, очевидно, унюхала запах креветок, которые были в мешке.

— Я пришел повидаться со своей племянницей, маленькой Фредди, — пояснил дядя и мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху.

— Здравствуй, я очень скучала! — Я оттолкнула Фэй и прижалась к дяде.

— Проходите, пожалуйста. — Фэй даже не пыталась скрыть удивление и отвращение.

Мы втроем прошли в гостиную. Дядино лицо казалось слишком красным на фоне светло-зеленых стен и кремовых диванов. В доме было жарко. Усевшись поудобней, дядя вытер пот носовым платком.

— Тепло для этого времени года, не так ли? — сказал дядя.

— Разве? — Фэй зажгла сигарету и бросила на дядю скучающий взгляд.

— Не могу здесь ничего узнать. — Дядя Сид с любопытством вертел головой. — Дом стал похож на отель. Сильвия умела подбирать вещи со вкусом. Ей удавалось, сэкономив деньги, сохранить стиль. Я помню старый диван с обивкой в розах. Тебе нравилась прежняя мебель, Фред?

— Да, мебель была очень милой…

— Если вы, мадам, храните где-то старые вещи, я бы хотел забрать их. Мне дорого все, что связано с Сильвией.

— Вы имеете в виду то викторианское барахло, которое обветшало до предела? — Фэй пренебрежительно махнула рукой. — Я отдала все старьевщику.

Всем нам больше нечего было сказать. Дядя Сид вскоре попрощался и ушел. Пару дней спустя жуткий запах в гостиной напомнил о мешке с креветками, который дядя оставил под диваном.

Через несколько дней после этого случая я заболела скарлатиной. Несмотря на высокую температуру и боль в горле, я наслаждалась тем, что болею. Фэй наняла еще одну женщину, и теперь та занималась уборкой, а миссис Поуп посвящала все время заботе обо мне. Мы играли, вырезали из бумаги кукол, читали и рисовали. Мое тело покрылось красной сыпью, я изо всех сил старалась не чесаться. Старая кожа слезала с меня, как со змеи. Фэй ни разу не навестила меня. Она никогда не болела и полагала, что все суетятся из-за пустяков. Отец приходил раз или два в неделю и, испытывая неловкость, стоял у моего изголовья не более пяти минут. Нам не о чем было говорить. Полагаю, что, находясь в постели, я напоминала отцу о часто болевшей маме.

В то время скарлатина считалась тяжелой болезнью. Как только мне стало лучше, доктор приказал продезинфицировать комнату. Вещи, которые было невозможно подвергнуть обработке, следовало сжечь.

— Только не Еванджелину! — заявила я.

Я ни на минуту не расставалась с куклой, которую сшила мама, каждый день брала ее с собой школу, а ночью Еванджелина спала на моей подушке.

— Конечно же нет, дорогуша, — миссис Поуп поцеловала меня. — Я скорее позволю сжечь дом, чем куклу.

Но когда на следующий день я спустилась в холл с куклой в руках, Фэй уже поджидала меня.

— Отдай немедленно куклу! Я ведь приказала миссис Поуп быть понастойчивей. Эта женщина никак не может взять в толк, что я говорю.

— Нет! — я сжала куклу в руках. — Мама сшила ее для меня. Ты не смеешь к ней прикасаться.

— Ты ужасный ребенок!

Так долго скрываемые эмоции вырвались наружу. Разгорелась перепалка. На этот раз Фэй не сдержалась. Она изо всех сил ударила меня по лицу. Я упала и стукнулась головой о лестничные перила. В эту минуту отец вышел из гостиной, чтобы посмотреть, что происходит. Я вытерла кровь, которая стекала по лбу и заливала глаза, и умоляюще посмотрела ему в глаза. Отец попятился и закрыл за собой дверь. В этот момент меня охватило отчаяние, и Фэй удалось выхватить Еванджелину у меня из рук. Она побежала вниз, в подвал. Я с визгом помчалась следом. Фэй открыла бойлер и швырнула куклу в огонь.

— Ха! — триумфально выкрикнула она. — Я научу тебя подчиняться.

— Ты уродина, ты плохая! Я ненавижу тебя больше всех на свете. Каждый вечер я молюсь, чтобы ты умерла, но Господь не желает забирать тебя к себе на небеса, потому что не желает видеть тебя рядом с мамочкой.

Хотя глаза Фэй яростно горели, на ее губах появилась презрительная усмешка.

— Твоя бесценная мамочка была горькой пьяницей. — После этих слов Фэй мотнула головой, глубоко вдохнула несколько раз, чтобы успокоиться, выпрямила спину и поднялась по ступенькам.

Я помчалась к бойлеру и открыла дверцу. Голубые глаза Еванджелины смотрели на меня с болью и ужасом. Языки пламени лизали ей лицо. Позолоченный рот сморщился и почернел. Я опустила руку в огонь и схватила куклу. Мне удалось вытянуть только ногу. Туловище упало вниз и было поглощено пламенем. Я опустилась на колени. Слезы ручьем лили из глаз. Я целовала ногу куклы, ее крохотную туфельку и свою руку, которая была обожжена.

Была зима. Через час или полтора стало смеркаться. Мое бунтарское настроение постепенно сошло на нет. Я была опустошена от горя. Крадучись, я пробралась наверх, размышляя над тем, какое наказание придумает Фэй. Дверь в гостиную оказалась приоткрытой. Несколько человек — гости Фэй — находились в комнате. Они пили, курили, болтали и весело смеялись. Отец стоял напротив камина и с улыбкой слушал рассказ молодой женщины. Женщина повернула голову, увидела меня и вскрикнула от испуга.