И хорошо, что не желают. Подполковник специально выбрал такое время для своей прогулки, чтобы никто не видел, как он заглядывает в гости к своему осведомителю. Это даже не безопасность самого подполковника, это безопасность осведомителя, потому что дружба со спецназовцем даром никому не обходится...

Ночь – это вообще обычное время для работы спецназа. И за тридцать с лишним лет такой работы глаза научились ночью видеть если не лучше, чем днем, то, по крайней мере, лучше, чем видит большинство других людей. И потому Сохно, не дойдя до угла десяток шагов, увидел, как в темноте что-то высунулось из-за угла и тут же исчезло. Догадаться было нетрудно – чья-то любопытная голова поинтересовалась, далеко ли ночной пешеход. И произошло это именно там, где две фигуры недавно спрятались за угол.

Сохно прислушался. Лай или недовольное ворчание собак сопровождали его на трети пути. Но сейчас собаку слышно не было. И потому он совершенно бесшумно ухватился за верх высокого забора, подпрыгнул и быстро оказался наверху. Спрыгивать в чужой двор он сразу не стал. Мало ли какой у собаки может оказаться характер. Самые угрюмые псы всегда неразговорчивы и лают только по необходимости. Но здесь даже по необходимости никто не залаял. А некоторые люди вообще собак не любят не только в доме, но и во дворе, точно так же, как иные предпочитают собаку держать не во дворе, а в доме.

Сохно сделал три шага по забору, балансируя на манер циркового акробата, потом легко спрыгнул в сад и добрался до угла. Там как раз росла большая яблоня, свисающая ветвями через забор на улицу и дающая густую тень. Долго не думая, подполковник забрался по стволу и посмотрел через забор. Там притаились четверо. Вернее, трое притаились, готовые резко выскочить из-за угла, когда ночной пешеход приблизится. А четвертый сидел на тротуаре и перематывал ногу портянкой, чтобы надеть громадный для него башмак. Оружие Сохно увидел только у последнего, у сидящего. Автомат стоял, прислоненный к забору. Двое были вооружены палками, четвертый ножом. По фигурам нетрудно было определить, что это юнцы, не достигшие еще мужской крепости тела, и потому Сохно даже пистолет доставать не стал. Он так же бесшумно, как забирался на забор, перепрыгнул через него. Только тот, что переобувался, и увидел подполковника, но испуг сковал искривленный рот. Трое других на углу насторожились и слабый звук приземления приняли, наверное, за какое-то неудачное движение своего вооруженного товарища. Но тот вооруженным оставался недолго. Только один удар ноги, и автомат отлетел на несколько шагов, прежде чем до него дотянулась рука подростка.

– Глупо носить обувь на размер больше, чем ты сможешь съесть, сынок, – сказал Сохно и тут же ударил сидящего ногой в горло.

Оставшаяся троица резко обернулась.

– Вы хотели меня что-то спросить, мальчики? – миролюбиво поинтересовался подполковник. – Боюсь, я вам плохой помощник, поскольку плохо знаю город...

Он даже боевую стойку не принял. Стоял перед ними расслабленный, с опущенными руками. Парни, похоже, не умели разговаривать по-русски и не поняли его. А расслабленная поза ввела их в искушение.

Ближний попытался ударить палкой наотмашь. Но слишком широко размахивался, чуть не огрев при этом по плечу своего товарища. Сохно просто на полшага отступил, и тяжелая палка просвистела у него перед грудью. Сам неудачливый боец в удар вложил больше сил, чем у него было, и «провалился», оказавшись перед подполковником в неудобном согнутом положении. Сохно дал ему выпрямиться и только после этого коротко и быстро ткнул напряженными кончиками пальцев в солнечное сплетение. Парень упал под ноги, звука не издав.

Двое других говорили что-то по-чеченски. Должно быть, ругались, потому что сквозь чеченские слова проскальзывал русский мат. Все националы, разговаривая на своем языке, ругаться предпочитают по-русски.

Противники стали расходиться, чтобы напасть с двух сторон. Один уже палку поднял, второй нож перед собой выставил. И так неумело это сделал, что Сохно выбрал именно его. Все происходило быстро и без напряжения, свойственного обычной уличной драке. Подполковник показал движение влево, и тут же быстро скользнул, а не шагнул вправо, захватив запястье руки с ножом. При этом хорошо видел, что палка в руках второго уже начала движение. Но запястье вывернуть очень легко, и при этом сам человек выворачивается, чтобы избежать стремительно накатывающейся боли. Таким образом, развернув противника, Сохно подставил под удар палкой именно его голову. Нож выпал на тротуар, парень упал на колени и за голову схватился – видимо, удар прошел вскользь. И даже в темноте видно было, как много крови потекло.

Не дожидаясь, пока палка поднимется во второй раз, и пользуясь обескураженностью противника, Сохно шагнул вперед и нанес три быстрых коротких удара – в печень, в солнечное сплетение и в область сердца. Парень рухнул к ногам без дыхания.

– Вот так, сынки. – Сохно поднял нож, осмотрел его, физиономию скривил неодобрительно и перебросил примитивное самодельное оружие, которым только колбасу и резать, через забор. За ножом и обе палки туда же отправил. Даже с большим уважением, чем нож, и почти признав за палками право называться оружием. А автомат забрал с собой. Не забыл проверить. Автомат заряжен, патрон заслан в патронник. И предохранитель в боевом положении. Подняв предохранитель, чтобы избежать случайного выстрела, подполковник оглядел поле боя и спокойно пошел дальше, прикидывая, будет ли видно неудачливым грабителям, в какой дом он желает войти. Перейдя на другую сторону улицы, Сохно оглянулся. Нет, ему не видно место скоротечной битвы. И его, стало быть, не видно тоже. И только после этого нажал кнопку звонка на каменном столбе рядом с калиткой. Здесь собаки, выполняющей кое-где роль звонка, не было, а сам звонок слышно было, должно быть, только в самом доме. По крайней мере, до Сохно звук не донесся.

Юнус вышел сразу. Подполковник звонил перед выходом, и Юнус ждал его...

* * *

– Чай пить будете?

– Не откажусь.

– Только во дворе сядем. Дома семья спит. Ничего, что не светло?

– Ничего, что темно.

Узбек Юнус родился и вырос в Гудермесе, и чеченцы считали его за своего. Он даже пошел воевать в отряд Джабраила Алхазурова, как и многие из его знакомых. Но быстро понял, что война – это не его призвание. Юнус всегда предпочитал торговлю. И, будучи легко ранен, ушел из отряда еще тогда, когда казалось, что боевики выстоят перед напором федеральных войск и станут победителями, как было в первую войну. Тогда еще не считали каждый ствол настолько необходимым, чтобы держаться за него, и уйти из отряда можно было, пусть и потеряв уважение. Но что такое уважение в сравнении с жизнью? Юнус рассудил, что жизнь для него важнее. И в отряд не вернулся. Тем более Гудермес одним из первых перешел на сторону федералов, и Юнус вернулся к обычной своей довоенной жизни, торгуя в маленьком собственном магазинчике.

Подполковник Сохно сидел за столом в саду, дожидаясь, когда хозяин дома принесет чай, и краем глаза заметил, как колыхнулась шторка в одном из окон. Колыхнулась и замерла, придерживаемая рукой. Кто-то долго рассматривал ночного гостя...