И местным наблюдателям тогдашней жизни, и историкам, описывавшим черты быта и нравы последнего периода Трапезундской империи, не могло не представляться ясным положение дел, угрожавшее неизбежной катастрофой. Едва ли справедливо искать главного и единственного виновника между великими Комнинами, на которого было бы возможно возлагать ответственность за неприятие мер к устранению опасности. Ход событий направлялся более общими историческими причинами и мало зависел от доброго желания и воли нескольких лиц. Недоставало прежнего организующего духа среди господствующего эллинского элемента, да и нельзя сказать, чтобы на территории империи было много греков; недоставало той могущественной силы эллинизации, которая умела прежде подчинять своему влиянию соседние народы. Эллинизм мало находил в своих недрах энергии и упорного противодействия в X в. и в последующих веках как на западе, так и на востоке. Казалось, эллинский гений истощился, принеся громадные жертвы на пользу мировой культуры. Государство имело большие доходы от торговли, но деньги шли в царскую казну и в руки служилых людей, между тем не было средств на постройку флота и на наем военных людей. Столкновения с соседними эмирами часто решались не в пользу империи немногочисленными отрядами конницы, иногда в сотни и даже десятки людей. На середину указанного периода падает величайшее событие изучаемого века, падение Константинополя, и переход азиатского и юго-восточного «Рума» под власть османских турок. Трапезундские Великие Комнины были свидетелями искусной политики и военного успеха Баязида и Магомета II и, несмотря на это, повторяли, как по заученному, ошибки своих константинопольских родичей. Нужно серьезно вдуматься в трагическое положение дел, чтобы признать за ними исключительное значение в истории; к нему нужно применить, чтобы понять его, не только количественные нормы, и измерять настроения современников описываемой катастрофы не исключительно темпом данного момента, который создавался постепенно и зависел от сложных причин.

Редко где с такой краткостью и точностью определяется состояние Трапезундской империи, как у историка Лаоника Халкокондила[147]. «О колхидских царях, — так называет он Трапезундских властителей, — повествуется, что они прежде были византийскими императорами и происходили из дома Комнинов. Когда эти последние лишились власти[148], сын царя, за смертью своего отца, убитого народом по ненависти к нему, бежал в область Колхиды и в Трапезунд, где туземцы поставили его князем Колхиды и перенесли империю в Трапезунд. С тех пор они царствуют здесь до настоящего времени, будучи эллинами по происхождению и удерживая греческие обычаи и язык. Вступают в брачные отношения с варварскими соседями, называемыми Белобаранными, равно как с внуками Темира (разумеется Тамерлан), детьми Цокая и Караюсуфа, дабы не подвергать свою страну опустошительным их набегам. Точно так же вступают в брачные союзы с византийскими греками; между прочим, дочь царя Алексея Комнина выдана за Иоанна, царя константинопольского»[149].

Познакомимся сначала с последними великими Комнинами.

Алексей IV, вступивший на престол в 1417 г., не имел ни достаточных военных сил, ни расположения и умения бороться с врагами, главным образом с туркменскими вождями, утвердившими свою власть между Синопом и Бассорой, и всю правительственную мудрость полагал в том, чтобы не порывать налаженных подкупами, подарками и брачными союзами отношений с туркменскими эмирами. Большой штат гражданских и военных чинов, окружавший трапезундских императоров, в котором были представители разных инородческих групп, сводил властолюбивые счеты и не пренебрегал никакими преступными средствами, чтобы получить перевес над соперником. Трудно отыскать в истории столь испорченные нравы и так мало внимания к интересам подчиненного населения. У историка, очевидца описываемых событий[150], находим иногда поразительные картинки из семейной жизни Алексея IV. Так, он говорит, как сын Алексея Иоанн, прозванный Калояном, заподозрил свою мать в преступной связи с придворным чином. Легкие нравы, обычные при этом дворе, не могут возбуждать больших сомнений в основательности подозрений. Но вот как поступил Иоанн в защиту чести отца. Убив фаворита царицы-матери, он подверг заключению отца и мать в одной башне и намеревался поступить с матерью так же, как с любовником. Отцу угрожала если не смерть, то, во всяком случае, лишение власти. Только энергичное вмешательство партии придворных спасло на этот раз царя и царицу. Калоян бежал в Грузию; права наследства на царский титул переданы были разгневанным отцом второму сыну, носившему имя Скандария (Искандер). Когда он умер еще при жизни отца, Калоян стал домогаться потерянных прав вооруженной рукой, будучи поддержан могущественной партией Каваситов, которая нередко и в предыдущее время выступала против своих государей, Великих Комнинов, с оружием в руках. Но здесь мы снова предоставим слово тому же историку, которого цитировали выше.

«Между тем царь Иоанн женился в Грузии на дочери царя Александра, а потом отправился в Кафу[151] и искал там владельца военного судна, чтобы идти войной на Трапезунд против своего отца. Отыскав там нужного человека в лице генуэзца, имевшего большой корабль[152], снабженный всяким вооружением, он облек его званием протостратора, хорошо вооружил судно снарядами и двинулся к Трапезунду. Высадившись вне города в местности Фоки, раскинул лагерь в самой обители и заручился тайными помощниками в партии Каваситов, изменивших царю Алексею. Ибо, держа стражу в поместье Ахант, где стоял царь Алексей с военными запасами и оружием, Каваситы вошли с Иоанном в соглашение насчет свободного пропуска к царю Алексею его людей. Алексей находился в палатке и не подозревал никакой опасности, когда подосланные сыном убийцы напали на него в полуночный час и умертвили». Историк не решился так смело возложить ответственность на отцеубийцу Иоанна IV. Он нашел возможным облегчить обвинение, сославшись на новый гнусный поступок отцеубийцы, именно на то, что он через несколько времени одному из исполнителей его воли отсек руку, другому выколол глаза, «так как не желал, чтобы они совершили убийство, а только — чтобы доставили его к нему живым».

Приняв царство (1446–1458 гг.), Иоанн поспешил демонстрировать свою невиновность в убийстве отца устройством ему торжественного погребения в обители Богородицы «Богопокровенной», а впоследствии перенес тело его в митрополию. Здесь мы находим необходимым сделать маленькое отступление. Во время моих археологических исследований в Трапезунде в 1916–1917 гг. удалось напасть на следы места погребения царя Алексея; этому вопросу была посвящена специальная статья в журнале «Византийский Временник» (т. XXIII). Не входя в подробности, изложенные в указанной статье, ограничимся несколькими замечаниями на приведенный текст об убийстве царя Алексея. Действие происходило близ Трапезунда, на морском берегу, где был подгородный монастырь Фоки, расположенный при впадении реки Пикситис (ныне Деиртенх) в море. Заняв монастырь — с ним был небольшой отряд на торговом судне, нанятом в Феодосии у генуэзского купца — Иоанн и вступил в переговоры с Каваситами, если уже ранее не был уверен в их содействии. Что касается положения Аханта или Ахантака, где находился царь Алексей, эта подгородная дача или царское поместье было также в указанной местности, еще ближе к городу, как можно заключить из слов Панарета под 1336 г.: «Было сражение в Ахантаке и на холме Митры». Последний господствует над городом.