Довесок проверил это наблюдение, когда пересек площадь по диагонали. Он медленно вертел в руках трость, которую, что поразительно, Хортенко у него не отобрал, пока Довесок пребывал в плену. (Он полагал, что обязан удачей своему актерскому мастерству, но решил не морочить себе голову понапрасну.) А вскоре он обнаружил, что, где бы он ни стоял, впечатление складывалось одинаковое. Пока он был на Красной площади, он чувствовал себя в центре если не обозримой вселенной, то хотя бы не на обочине галактики.

Это объясняло многое в русской истории.

Однако Довесок пришел сюда не видами любоваться, а собраться с мыслями. Буйная радость после побега уже грозила уступить место ужасу и паранойе. Хортенко наверняка прочесывает город в поисках Довеска. Следовательно, он должен был скрываться у всех на виду — в самом открытом и публичном участке Москвы. Хортенко точно не догадается, что беглец находится здесь.

Правда, Довесок чувствовал себя подлецом за то, что бросил Зоесофью. Но она явно изо всех сил старалась убедить Хортенко в своей беспомощности. А Довесок давно научился никогда не лезть в чужие профессиональные дела. У Жемчужины имелся собственный план, и Довеску оставалось только принять все на веру. Кроме того, его отсутствие явно переполошит врагов и поможет Зоесофье привести замысел в действие. Он пожелал ей удачи, выскользнул незамеченным вверх по лестнице и на цыпочках (что гораздо проще, чем думают большинство людей) улизнул из подвала. А его незадачливые захватчики отвлеклись на, признаться, обворожительное сопротивление Византийской Жемчужины.

Но куда ему теперь податься? Очевидно, что возвращаться в посольство нельзя ни при каких обстоятельствах. И обычное укрытие, учитывая вездесущность тайной полиции, не годится. С его приметной внешностью не снять комнату в гостинице даже в самом убогом квартале под вымышленным именем. Тут не спасет и анонимность. Если бы только знать, где Даргер! Довесок не сомневался, что его партнер нашел себе в высшей степени неприметное убежище.

Однако что толку размышлять об этом сейчас. Надо искать более доступные пути к отступлению, и поэтому…

Глаза Довеска вспыхнули, когда он увидел решительно пересекающую Красную площадь баронессу Лукойл-Газпром. Ее сопровождал рыжий юноша, увешанный сумками. Довесок насторожился, встал у парочки на дороге и низко поклонился баронессе.

— Милостивая госпожа, как приятно вас видеть.

— Мсье посол де Плю Пресьё. Quelle surprise![20]Я застала вас не при исполнении дипломатического долга — и вдали от ваших прекрасных дев.

— Они едва ли мои, баронесса, а что до красоты… что ж, когда я приехал в Россию, меня предупреждали, что я везу самовар в Тулу, и вот передо мной возникло живое подтверждение истинности тех слов.

Баронесса улыбнулась, дав понять, что ценит человека, знающего толк в искусстве флирта.

— Вы знакомы с моим кузеном, Евгением Туполев-Уралмашем?

— Очень приятно, сударь, — произнес Евгений, дружески сверкнув зубами и крепко пожав руку посла.

Довесок ответил ему тем же.

— А вы по магазинам ходили, — сказал он, учтиво взяв баронессу под руку. Она согласно кивнула, и все неторопливо тронулись в сторону «ГУМа». — Надеюсь, я ни от чего вас не отрываю?

— О, нет. Я занималась финальными приготовлениями к маленькому сборищу у меня в логове, — она кивнула на переполненные сумки, которые тащил Евгений. — Несколько бутылок вина, икра, крекеры, которые можно достать лишь в пекарне на Чистых прудах… Пустяки, мелочи, но в некоторых вещах нельзя полагаться на мнение слуг. Не тогда, когда речь идет о близких друзьях.

— Звучит восхитительно. У вас намечается девичник или я ошибся? Смею ли я надеяться, что вы примете у себя заморского гостя?

Баронесса развеселилась.

— С моей точки зрения, без мужчин там было бы очень скучно, — улыбнулась она и задумчиво продолжила: — Мероприятие, конечно, строго по приглашениям, и мой секретарь по протокольным вопросам меня живьем съест, если я приведу необъявленного участника. Однако… вы, в принципе, являетесь выгодной партией. И один из моих гостей-мужчин намекнул, что у него совсем мало времени на подобные развлечения…

— Я все-таки питаю надежды, — подал голос Евгений.

— Кстати, меня не проведешь! И мы все догадываемся, на что ты надеешься, малыш. Ну, не хмурься! Если он появится, ты получишь львиную долю его внимания. — Она лукаво посмотрела на Довеска. — А я уверена, что вы будете адекватной заменой. Кроме того, мне страшно любопытно узнать, правда ли то, что болтают о вас мои подруги.

— Вы поражаете меня, сударыня. Что могут дамы говорить об обычном гражданском служащем вроде меня?

— Ничего, кроме хорошего, посол.

— Пожалуйста. Зовите меня Довеском. А барон будет?

Глаза ее округлились.

— Нет-нет. По-моему, такие вещи совсем не в его вкусе.

Когда Хортенко, ругая и распекая, погнал своих громил вверх по лестнице и пропал из виду, оскорбленная Зоесофья переключила внимание на замок клетки. Устройство представляло собой штырьковую секретку с шестью валиками и прямой скважиной. Вынув из глубин своей сложной прически две булавки, Жемчужина моментально открыла замок. Это было так же просто, как чуть раньше одурачить Хортенко, прикидываясь идиоткой и регулируя кровоток на лице.

Один из базовых принципов шпионажа гласит следующее. Людей, которые считают, будто обладают уникальными (и якобы неизвестными окружающим) талантами, весьма легко обмануть.

Дверь в подвал открылась, и Зоесофья тихо скользнула в темный угол.

Вниз спустился охранник, увидел пустую клетку и принялся тревожно крутить головой по сторонам. Зоесофья спокойно шагнула вперед и свернула ему шею. Беззвучно опустила тело на пол.

— Прекрасно! — беззаботно произнесла она вслух. — Именно так я и хотела провести свой светский дебют в Москве. Все только начинается.

Смерть охранника привела псов в возбуждение, и они снова стали лаять и бросаться на дверцы клетушек. Но Зоесофья знала, что никто не станет прислушиваться к собачьим завываниям.

У подножия лестницы всего на секунду она заколебалась. Женщина искренне сочувствовала запертым и мучимым животным. Но в первую очередь ей требовалось бежать. В любом случае она не была полностью уверена, что сумеет отбиться от такого количества зверюг, если они набросятся на нее одновременно. А это неизбежно произойдет, если она их освободит.

Зоесофья глубоко вздохнула, мысленно отсекла издаваемый собаками шум и застыла на месте. Она различила поскрипывания шагов на верхних этажах. Избежать людей и выскользнуть наружу незамеченной было не труднее, чем играть в шахматы с завязанными глазами, — а слепые шахматы она освоила в совершенстве.

Спустя десять минут Зоесофья была на улице. Она воспользовалась парадным крыльцом. Она даже не подумала удалиться через тайный, хоть и часто используемый переход в подвале.