— И любой апокриф может оказаться правдой, — заметил Хортенко.

— Итальянского архитектора Аристотеля Фиораванти наняли построить тайную библиотеку под Кремлем, — продолжал карлик. — Фиораванти также служил военным инженером в походах против Новгорода, Казани и Твери. Казань — столица Татарстана. Татарский соус делается из майонеза и мелко порубленных пикулей, каперсов, лука и петрушки, и был изобретен французами для мяса по-татарски. Последняя документально подтвержденная попытка отыскать библиотеку была сделана царем Никитой Хрущевым.

— Хорошо… но мы несколько отвлеклись от предмета, — вымолвил Хортенко и наклонился к Довеску: — Слышали пересуды? Вроде бы библиотека нашлась.

— Серьезно? Тогда это был бы роскошный подарок князю Московии. Дар, достойный халифа.

— Верно. Однако надо подумать о последствиях. Что, к примеру, может случиться, попади информация о местоположении библиотеки в частные руки? Наверняка счастливчик — кто бы он ни был — окажется в положении, позволяющем ему запросить громадную награду.

— Если только он не вращается в правительственных кругах. Тогда его главным вознаграждением будет простое сознание исполненного долга.

— Действительно. Но рядовой гражданин не будет знать, стоит ли предложенная награда данного героического открытия. Полагаю, наилучшим выходом из ситуации было бы партнерство, заключенное между каким-либо высокопоставленным лицом в правительстве и, допустим… не гражданином Московии. Иностранцем, возможно, даже послом. Как вы считаете?

— Думаю, мы прекрасно друг друга понимаем. — Довесок откинулся на подушки, согретый внезапно возникшим убеждением, что в этом мире все в порядке. — А посольству надо поскорее устроить бал-маскарад. Я разрекламирую событие в газетах, как только вернусь.

Полковые лошади процокали копытами по великой мостовой к Кремлю, гоня перед собой дельцов, попрошаек, соискателей и прочую разнообразную шушеру. Сегодня им явно не повезло — ведь они выбрали именно этот день для требования милостей у правительства. В воротах Троицкой башни военные резко остановились. Их юрисдикция распространялась лишь до этой границы и ни дюймом дальше, поэтому они быстро повернули назад. После изучения верительных грамот карету пропустили внутрь, сопровождаемую эскортом Гвардии Троицкой башни. На Соборной площади все спешились, и после очередного представления бумаг внутренняя Кремлевская милиция проводила прибывших к парадному входу в Большой Кремлевский дворец. Там ответственность за гостей приняла на себя Стража Большого дворца, которая отвела их к мраморной лестнице и указала нужное направление.

— Странно, что мы должны тащиться через один дворец, чтобы попасть в другой, — пробормотал Довесок.

— В нашей стране нет прямых путей, — отозвался Хортенко.

Они шагали под сдвоенными рядами хрустальных канделябров по Георгиевскому залу, залитому светом помещению с белыми колоннами и паркетными полами из двадцати видов твердого дерева. Затем они прошли через огромные зеркальные двери и попали в восьмиугольный Владимирский зал с крутым сводчатым потолком и золоченой лепниной. Отсюда было уже совсем недалеко до самого восхитительного из светских строений Кремля — до знаменитого Теремного дворца.

Двое восьмифутовых стражей, чей геном едва ли не полностью заимствовали у Ursus arctos, русского бурого медведя, возвышались по обе стороны от входа. Лезвия их алебард украшали золоченые и, несомненно, смертоносные завитушки. Стражи обнажили острые зубы в безмолвном рыке, но Хортенко показал им документы (уже в четвертый раз с тех пор, как вся компания попала на территорию Кремля). В итоге визитеров тотчас пропустили внутрь.

Довесок сделал шаг вперед и замер. Стены были выкрашены красным и золотым, отражавшимся в полированном паркете медового оттенка, и посол почувствовал себя так, словно он плавал в жидком янтаре. Каждая поверхность была столь затейливо украшена, что взгляд метался по сторонам, словно бабочка, порхающая с цветка на цветок. Где-то жгли благовония. Из ближайшей церкви доносилось пение. Затем тихо и далеко зазвонил церковный колокол. К нему присоединились другие колокола, достигнув крещендо, когда в действо вступили все многочисленные кремлевские церкви, и череп Довеска загудел от звона.

— Поистине грандиозное зрелище, — услышал Довесок собственный лепет в затухающих отголосках.

Для его простых американских вкусов все было чересчур роскошно, однако ему почему-то захотелось поселиться здесь навсегда.

— Полностью согласна, — тепло сказала Зоесофья, хотя по проницательному ее взгляду Довесок мог судить, что она делает мысленные пометки касательно изменений, которые внесет, как только придет к власти.

Мимо пробежал гонец, а за ним — другой. По их немигающим глазам и стремительной походке явствовало, что это сервили.

— Пора, — произнес Хортенко. На его бесстрастном круглом лице не отражалось вообще никаких эмоций.

Они последовали за ним.

Покои князя Московии занимали верхний этаж дворца.

В помещении господствовал обнаженный спящий великан. Он напоминал статую, высеченную из мрамора. Гигант грациозно раскинулся на громадной тахте с ножками из красного дерева толщиной в три ствола. Красная бархатная обивка была пришита гвоздями с золочеными головками, выкованными в виде двуглавых орлов. Великан обладал великолепной мускулатурой, а лицо его было лицом бога — Аполлона, прикинул Довесок, или Адониса. На него можно было смотреть целый час, не отрываясь.

Великан чуть шевельнулся, откинув голову и заложив за голову руку. Глаза его не открылись.

У Довеска упало сердце.

— Это и есть князь Московии? — спросил он натянутым тоном.

Хортенко слегка улыбнулся.

— Теперь вы понимаете, почему его дозволено видеть столь немногим. Познавательные способности великого человека превышают возможности легендарных Утопических компьютеров. Он — совершенный правитель для Московии во всех отношениях, кроме одного. Он дисциплинирован в мыслях, любящ в намерениях по отношению к подданным, безжалостен к врагам. Он мыслит как аналитик, решителен, когда приходит время действовать, терпелив, пока не все факты собраны, и начисто лишен личного интереса и пристрастий в своих решениях. Увы, он не может появляться на публике. Граждане отвергнут его как чудовище.

Зоесофья вздохнула.

— Он являет собой идеал мужской красоты, какой я когда-либо видела, не исключая даже микеланджеловского Давида из частного собрания халифа. Что за ирония! Он в своем роде столь же желанен, сколь и я, но при этом мы бесполезны друг для друга.

— Он никогда не просыпается? — уточнил Довесок.

— Вздумай он подняться, его огромное сердце смогло бы поддерживать его тело лишь пару часов, а потом лопнуло бы, — ответил Хортенко. — Поэтому в силу необходимости князь Московии правит в состоянии беспрерывной дремы.

Послышался резкий цокот каблуков, гонец-сервиль промчался мимо них и поднялся по ступенькам на огороженную перилами платформу возле головы великана. Он нагнулся к правителю и скороговоркой начал излагать доклад. Когда он закончил, князь молча кивнул, и слуга покинул покои.