Она крепко обнимала мать. Мама смеялась и говорила: «Ты задушишь маму до смерти». Она и потом, когда стала постарше, пыталась обнять маму, но в семь или восемь лет бросила попытки. Обнимать ее, целовать казалось стыдным, она так и не выучилась этому мастерству, обеим от этого становилось неловко.

Дена не любила слишком приближаться к людям, как и подпускать их к себе тоже не любила. Ей было намного комфортнее сидеть напротив человека, чем рядом, намного легче говорить с пятью тысячами людей с эстрады, чем с одним наедине. Когда ее пытались взять под руку, у нее начинался приступ клаустрофобии.

Зайдя в квартиру и закрыв за собой дверь, Дена дала себе обещание больше ни с кем не связываться. Слишком все это сложно.

Мамочки и папочки

Нью-Йорк

1975

На следующем сеансе с доктором Диггерс Дена подумала — а почему бы не спросить об этом? По крайней мере, она хоть что-то получит за свои деньги.

— Позвольте, я кое-что спрошу, доктор Диггерс. Это нормально, чтобы человеку постоянно снился один и тот же сон?

Доктор Диггерс подумала: «Это первый настоящий вопрос, заданный Деной».

— Да. А что?

— Просто интересуюсь. Мне все время снится один и тот же дурацкий сон.

— Давно?

— Что?

— Давно вам снится этот сон?

— Даже не знаю. С детства. Не помню. В общем, снится почти одно и то же. Я вижу этот дом, карусель на лужайке перед домом, иногда она на заднем дворе, а иногда — в самом доме, и я хочу войти, но не могу найти дверь.

— Вы себя во сне видите?

— Нет, я только знаю, что это я, но себя не вижу. В общем, мне просто интересно, что значит эта ерунда. Если вообще что-то значит.

— А мне интересно, интересно ли вам, — сказала доктор Диггерс.

— И как это прикажете понимать?

— Думаю, где-то внутри вы догадываетесь, что просто не хотите туда заглядывать. Что вы почувствовали, потеряв отца?

Дена закатила глаза. Ну вот, снова по новой. Задай простой вопрос — и получи в ответ психобормотание с вопросительными знаками.

— Я сто раз вам говорила: ничего я не чувствовала. Я его не знала, это вообще не произвело на меня никакого впечатления. Слушайте, я здесь не для того, чтобы распускать нюни по поводу своего детства.

— Знаю, вы ходите, чтобы сладенького поесть. А теперь, в сотый раз, какой была ваша мать? Как бы вы ее описали?

— Ох… не знаю.

— Попытайтесь.

— Это просто глупый сон.

— Она была любящей матерью? Злой? Какое у вас сложилось о ней впечатление?

Дена принялась раздраженно стучать пяткой об пол.

— Я уже говорила. Она была просто матерью, с двумя глазами, двумя ушами. А ваша мать какой была?

— Это мое интервью. Может, между вами осталось что-то недосказанное перед тем, как она умерла?

Дена застонала.

— Ну почему все должно быть таким тупо психотерапевтическим? По-моему, вы даже мысли не допускаете, что человек может прожить без того, чтобы его не заанализировали до смерти. Я не говорю, некоторым, может, оно и надо, но я не из них. Я не слабая, поверженная, ни на что не способная личность. Мне сейчас просто тяжело на работе, и это не имеет никакой связи с глубоко захороненными в моей психике тайнами, и вы не ответили на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Какой была ваша мать?

— С четырнадцатью ушами, двенадцатью ногами и в горошек. Знаете, Дена, вы твердый орешек, но я вас расколю. Вы словно бы решили ничего о себе не рассказывать, но я не сдамся. Можете таращить на меня ваши голубые глазищи сколько угодно, но я не сдамся. Вы наконец встретили равного по силе соперника.

Дена засмеялась. Ей поневоле нравилась доктор Диггерс.

— В психотерапевтов часто стреляют?

— О да, мне то и дело приходится обыскивать пациентов на предмет оружия.

Когда она уже уходила, доктор Диггерс отправилась проводить ее до двери. Надевая пальто, Дена сказала:

— Кстати, я рассталась с Джей-Си.

Доктор Диггерс сказала:

— Вот как.

— Да. Он хороший. Но слишком уж серьезно настроен.

Заперев за ней дверь, Диггерс едва удержалась, чтобы не позвонить с этой новостью Джерри, но нельзя. Дена ее пациент. К тому же ему лучше не знать, что Дена порвала со своим парнем. Ему лучше забыть Дену. Она не сможет оправдать его надежд, сейчас уж точно не сможет.

Диггерс въехала в кухню, открыла духовку, вынула ужин и стала есть в задумчивости. Она сомневалась, что Дена когда-либо сможет найти человека, которого позволит себе полюбить. Сейчас она продолжает искать отца, которого никогда не имела. Ох, батюшки, подумала Элизабет Диггерс, папочки — опасные создания. Если любишь их слишком сильно, они могут испортить тебя на всю жизнь, если ненавидишь — это внесет сумятицу и неразбериху. А в случае с Деной папочка внес в ее жизнь сумятицу, даже не будучи рядом.

Письма домой

Сан-Франциско, штат Калифорния

Июнь 1943

Дорогие мои,

Жаль, что вы не можете все это увидеть сами. Город стоит на холмах, у них тут тысячи красных трамваев и настоящие китайцы. Так смешно было, когда я в первый раз их увидел, они совсем как на картинках. Я как-то путаюсь, чем китайцы отличаются от японцев. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу их живьем, но надеюсь, когда встречусь с япошками, вы сможете мною гордиться. У нас тут несколько парней из Миссури и Канзаса. С одним мы как-то виделись однажды на слете бойскаутов, так что я вроде как домой попал. Мне наконец нашли форму по размеру. Надо думать, нечасто к ним попадают здоровяки, так отъевшиеся на деревенских хлебах. Тут кое-кто собирается пойти сняться, чтобы послать домой карточку, ну и я тоже схожу. Посылаю вам открытки с Золотыми Воротами и Китайским кварталом. Океан здесь — большущее озеро, в жизни большего не видал. Ха-ха. Мы пошли в ночной клуб на верхнем этаже гостиницы, ох, ну и зрелище, я имею в виду и девочек — раскрасавицы, но на свидание ни в какую не идут. Наверное, нас тут слишком много таких, вокруг них так и вьются. Мы видели Реда Скелтона и Эстер Уильямс…[33]Красивый человек… Она, конечно, не он. Все ребята в такой же, как у меня, форме, кажутся симпатичными, за исключением сержанта, но, как он говорит, мы ему тоже ничуть не нравимся, так что мы квиты. Хотя, кажись, он очень неплохой старикан, и будет здорово, если он окажется рядом, когда начнется настоящая заваруха.