Широкая дорога расстилалась перед ним, убегала из-под колес. С обеих сторон ее окружали деревни, сады, фермы, разрезанные пополам дорожным полотном, — они остались прежними, нисколько не изменились. В тени деревьев паслись коровы, а на полях зрели налитые початки золотистой кукурузы.

Прямо перед собой он увидел дорожный знак. Лэмингтон. Харстон. Брукфилд. Майлз перестал давить на педаль газа. Стрелка спидометра поехала вниз, с семидесяти миль до шестидесяти, потом показала пятьдесят. Какого черта я делаю? Однако воспоминания о старом доме из красного кирпича, увитом глицинией, о лужайке, спускающейся к реке, об аромате роз, от которого кружилась голова, тянули его словно магнит. Он знал, что когда-нибудь ему придется вернуться. Майлз увидел разворот: эстакаду над магистралью. Он взглянул в зеркало заднего вида, чтобы проверить, не идет ли кто-нибудь на обгон, а потом, решившись, свернул на эстакаду.

Он криво усмехнулся, удивляясь сам себе. Наверное, в глубине души ты собирался это сделать. Собственно, почему бы нет? Все равно для воспоминаний уже слишком поздно. Он опоздал как минимум на десять дней.

Когда автострада скрылась из виду и стих ее оглушительный гул, он смог насладиться знакомыми пейзажами. Майлз вспоминал, как проезжал вон по той дороге, заглядывал вон в ту деревню, как пил пиво в пабе после матча в крикет, ходил на вечеринку в доме за внушительными воротами. Впервые он оказался в этих местах четыре года назад, но сейчас, катя по проселкам, он мог поклясться, что помнит каждую минуту своего первого путешествия и что он чувствовал тогда. Он был счастлив и слегка встревожен, потому что только-только окончил сельскохозяйственный колледж и ехал на собеседование, чтобы получить свою первую работу — должность управляющего на ферме Брукфилд, принадлежавшей миссис Хоуторн.

Она начала разговор с того, что рассказала о своей ситуации. Муж ее недавно скончался. Сын, который в будущем должен был взять на себя управление фермой, сейчас служил в армии и находился в Гонконге.

— …Но когда он закончит службу, то поступит в сельскохозяйственный колледж. Пока же мне нужен человек, который сможет помочь, будет управлять хозяйством до возвращения Дерека…

Про себя Майлз подумал, что она выглядит слишком молодо для матери взрослого сына, но вслух ничего не сказал, потому что разговор у них был деловой и не предполагал подобных комплиментов.

— …Так что, как вы уже поняли, я подыскиваю управляющего. Может быть, осмотрим ферму?

Осмотр занял почти весь день. Миссис Хоуторн показала ему основательные хозяйственные постройки, асфальтированный двор, превосходные коровники, современную технику. За скотным двором начинались пахотные земли, на лугу паслись коровы и овцы. В небольшом загоне лошади щипали траву.

— Вы увлекаетесь верховой ездой? — поинтересовался Майлз у хозяйки фермы.

— Нет. Лошадьми у нас занимается Джулия.

— Ваша дочь?

— Да. Она работает в Харстоне — устроилась там в антикварную лавку. Я довольна, потому что она живет дома, но думаю, вскоре ей это надоест и она снимет квартиру в Лондоне. В наше время все молодые девушки так поступают.

— Да, похоже на то.

Она улыбнулась.

— А вам никогда не хотелось работать в Лондоне?

— Нет. Я всегда хотел заниматься фермой.

Она показала Майлзу домик, где ему предстояло жить: кирпичный коттедж с крошечным запущенным садиком.

— Боюсь, сад не в лучшем состоянии…

Он окинул его взглядом.

— Ничего, его можно быстро привести в порядок.

— Вы любите копаться в саду?

— Скажем так: я терпеть не могу сорняки.

Она рассмеялась.

— Понимаю! Я тоже трачу большую часть своего времени, выдергивая эти чертовы сорняки с грядок и клумб.

— Точно как моя мама.

Они, улыбаясь, смотрели друг на друга. То было начало дружбы, взаимной приязни.

Наконец они вернулись в дом, в кабинет, некогда принадлежавший ее мужу. Миссис Хоуторн не стала садиться во внушительное кожаное кресло, а оперлась спиной о край стола, сунув руки в карманы вязаного кардигана, и повернулась лицом к Майлзу.

— Работа ваша, если вы согласны, — сказала она ему.

Вопреки здравому смыслу — ведь эту работу он хотел больше всего на свете, — Майлз вдруг начал спрашивать ее, не лучше ли будет подыскать человека постарше, более опытного. В ответ она вдруг запрокинула голову и расхохоталась, а потом сказала:

— Боже ты мой, да я ни за что бы этого не сделала! Не хватало еще, чтобы он начал говорить, что мне делать!

— В таком случае, — ответил Майлз, — я приступаю.

Он прожил в Брукфилде год. Остался бы и дольше, если бы не Джулия. Ему было двадцать три. Он никогда всерьез не задумывался о том, чтобы найти себе девушку, влюбиться и провести с ней остаток жизни. Конечно, такое происходит сплошь и рядом, но только не с ним. Некоторые его друзья уже женились. Но сам он считал, что должен пройти еще долгий путь, что если и женится, то где-то после тридцати. К этому времени он найдет свою дорогу в жизни, заложит прочный фундамент для будущего, а потом передаст его в руки подходящей девушке: как подарок, который сделал собственными руками.

Но тут совершенно неожиданно в его жизни появилась Джулия и все его представления о будущем разлетелись в прах, лопнули как мыльные пузыри. Почему его потянуло именно к ней? Что особенного было в этой девчонке? Почему рядом с ней мир становился для него волшебным? Ему пришло на ум слово «сродство» и он посмотрел его в словаре: там говорилось: родственность или близость.

Они и правда были очень близки. Виделись, пусть ненадолго, каждый день. Если утро выдавалось морозное, он помогал ей завести машину, по воскресеньям они вместе катались на лошадях, а летом плавали в реке, где под тенистыми кронами деревьев роилась мошкара, а на поверхности коричневатой воды плясали солнечные блики. Осенью сгребали опавшие листья и устраивали костры, от которых шел пахучий дым. Он вспоминал, как она помогала на уборке сена: в старой соломенной шляпе, дырявой как у бродяги, с докрасна обгорелыми руками и лицом, блестящим от пота. Помнил ее на Рождество, в ярко-красном платье, с глазами, сверкающими от восторга, как у ребенка.

Что же касается родственности… Если это означало, что они смеются тем же шуткам и могут спокойно молчать в обществе друг друга, то да, они сроднились. Если это означало совместные походы на вечеринки, во время которых он неизменно ею гордился, потому что Джулия всегда оказывалась самой привлекательной девушкой из всех присутствующих, то родственность между ними была. Если это означало не возражать против того, чтобы она танцевала с другими, потому что домой ее все равно вез Майлз — они не спеша катили по темным проселочным дорогам, обсуждая, словно пожилая супружеская пара, все события прошедшего вечера, — то родственность там действительно присутствовала.