так разозлило, я увидела большие синяки, образовавшиеся на моем животе и ребрах. Я ненадолго закрыла глаза, а затем прогнала все плохие мысли прочь.

901-ый посмотрел мне в лицо, когда я подошла ближе к нему. Молча я подняла руки, пока они не легли на пояс его штанов, и медленно потянула их вниз.

901-ый зашипел, его мышцы напряглись, когда я потянула ткань с его бедер вниз по ногам. Я проглотила свои нервы, когда 901-ый вышел из собранного материала у его ног. Чувствуя теплоту горячей воды душа, разливающейся по комнате, я наклонилась и взяла его руку в свою.

901-ый уставился на наши соединенные пальцы. Ведя его вперед, я направила его под брызги. 901-ый последовал за мной без жалоб. Секунда за секундой кровь смывалась с его кожи. Я наблюдала, как он закрыл глаза и запрокинул голову под струи воды.

Он был так прекрасен. Когда я была рядом с ним, его невероятная высота и ширина заставляли меня чувствовать себя в такой безопасности. Я не испытывала этого раньше. По крайней мере, я не думала об этом. И определенно не испытывала этого с тех пор, как проснулась Верховной Моной Господина.

Выбросив эти мысли из головы, я улыбнулась, когда голова 901-ого наклонилась вперед. Он вздохнул, когда остатки боя были смыты.

Увидев кусок мыла на выступе рядом с душем, я взяла его и встала под струю. Почувствовав мое приближение, 901-ый открыл глаза. Он ни разу не отвел взгляда. Поднеся мыло к его груди, я провела им по его татуировке, медленно и осторожно прослеживая каждую цифру.

Кожа 901-ого покрылась мурашками, хотя вода была теплой. Улыбаясь, я посмотрела ему в глаза, и мое сердце пропустило удар при взгляде на его лицо. 901-ый поднял руку и остановил мою руку на своей груди, затем он поднес пальцы к моему рту.

Я не осмелилась пошевелиться, когда его пальцы коснулись моих губ. С водой, стекающей с его лица, он проговорил:

— Ты улыбаешься мне. Никто и никогда мне не улыбался.

Я взяла его руку, которая была на моих губах, и опустила ее к своему сердцу.

— Ты заставляешь меня хотеть улыбаться.

— Почему? — он пристально смотрел в мои глаза, ища ответ на свой вопрос.

— Почему ты заставляешь меня улыбаться? — уточнила я.

Он кивнул.

Я чуть не заплакала, распознав отчаяние на его лице. Для чего ему нужен был ответ. Подойдя настолько близко, насколько это было возможно, я ответила:

— Потому что ты никогда не причинишь мне боль. Меня насильно втолкнули в твою камеру. Даже когда ты пытался держаться от меня подальше, ты все равно держал меня рядом с собой. Ты взял меня, когда я нуждалась в тебе, и ты говоришь со мной. Говоришь со мной, как будто я не шлюха.

— Ты большее, — грубо сказал он. — Мое большее. 152-ая — мое большее.

Слезы наполнили мои глаза, и я ответила:

— Я хочу знать твое имя.

Плечи 901-ого поникли.

— Я хотел бы узнать твое.

Я снова улыбнулась, не в силах сделать ничего другого с внезапной легкостью, наполнившей мою душу. Проведя мылом по его груди и вниз к животу, я сказала:

— Позволь мне помыть тебя. Позволь мне стереть сегодняшний день.

— Только если я после сделаю то же самое с тобой, — ответил он.

Вспышка боли промелькнула на его лице. Его внимание переключилось на мои бедра, и я заметила, как гнев крадет то короткое мгновение счастья, которое мы только что приобрели.

— Нет, — ответила я, и он покачал головой. — Не думай об этом.

— Он брал тебя, — сказал он. — Я не могу смириться с тем, что он брал тебя. И причинил боль… и будет иметь тебя, когда захочет.

Его дыхание участилось, и я заметила, как напряглась его шея, когда он вникал в нашу с ним реальность.

— Прекрати, — настаивала я.

Он глубоко и долго вздыхал. Наклонившись вперед, я прижалась губами к его груди, прямо над татуировкой.

От моего прикосновения 901-ый быстро втянул воздух. Отступив назад, я убедилась, что он встретился со мной взглядом.

— Когда мы с тобой наедине, то нет места Господину. Когда мы здесь, в твоей камере, Кровавой Ямы не существует. — Улыбка тронула мои губы. — Нет смертельных боев. Нет никаких помещений, где меня держат в плену весь день. Есть только сердце бьющиеся в унисон с моим. И разговоры на языке нашего старого дома, в компании мужчины, который становится моим новым домом.

— Moyа prekrasnyаyа, — прошептал он, и я закрыла глаза, когда эти слова проникли в мою душу.

Моя прекрасная — так он назвал меня. Моя прекрасная…

Его.

Глубоко вдохнув, я пробормотала в ответ:

— Moy voin.

Мой воин.

Остатки гнева испарились с лица 901-ого, и я начала водить мылом по его коже. Он был молчалив и неподвижен, пока я смывала с него остатки крови. Но его глаза не отрывались от меня. Когда я закончила, он взял мыло у меня из рук и убрал мокрые волосы с моего лица.

— Krasivaya, — тихо сказал он, нежно проводя мылом по моим рукам.

Я закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Он двигался вокруг меня, наслаждаясь моментом. И остановился лишь тогда, когда добрался до моих бедер. Я открыла глаза и увидела, что он стоит на коленях, протягивая руку, чтобы провести пальцем там, где Господин принудил меня носить его семя.

Я положила ладонь ему на щеку и заставила посмотреть в мои глаза.

— Здесь его нет с нами, — напомнила я.

901-ый кивнул. Он продолжал стоять на коленях, и мне стало интересно, что он собирается делать дальше. Мое сердце забилось сильнее, когда он наклонил голову вперед и осторожно поцеловал меня в бедро. Отстранившись, он прижал руку ко рту.

Тогда я и поняла. Я мысленно вернулась к его руке, сплетенной с моей, когда Господин целовал меня перед камерой 901-ого. И вспомнила выражение его лица, когда он наблюдал, как рот Господина прильнул к моему, беря то, что ему не принадлежало. В его взгляде было опустошение, обычный проблеск гнева в его глазах… но там было и что-то еще, что-то, чего я не распознала — зависть, любопытство… желание.

— Тебя никогда раньше не целовали, — поняла я.

Я уже знала почему. Голова 901-ого опустилась в замешательстве. Я убедилась, чтобы он снова