– Думаю, мы наконец готовы показать это вам, ваша светлость, – сказал он. – Ремесленники арсенала утверждают, что для получения качественного продукта надо перед смешением ингредиентов размолоть их в тонкий порошок.

– Отлично, мой новый Каллиник, ты проделал великолепную работу. Прошу, теперь покажи мне, – любезно ответил Георгий Лаканодракон.

Столь лестная похвала магистра официорий вогнала Аргироса в краску. Именно Каллиник был изобретателем греческого огня[38].

Аргирос поставил горшок в углу внутри модели крепости, наклонился и поднес факел к фитилю. Наблюдая с любопытством, Лаканодракон спросил:

– Что теперь?

Фитиль загорелся.

– А теперь, господин, бежим, и быстро.

Аргирос бросил факел и кинулся прочь. Магистр официорий побежал за ним, но не так торопливо. И не только из-за своей грузности; просто, несмотря на донесения, он, по сути, не имел представления, что сейчас должно произойти.

Аргирос обернулся, чтобы предупредить и поторопить его. Слишком поздно – в это мгновение огонь через фитиль уже проник в кувшин. От взрыва зазвенело в ушах. Половинки кирпичей, из которых построили игрушечное укрепление, полетели во все стороны. Маленький осколок ударил Аргироса в шею. Агент вскрикнул и принялся тереть ушибленное место.

А Георгий Лаканодракон пролетел мимо, будто сила взрыва толкнула его вперед. Когда грохот стих, магистр официорий осторожно оглянулся, чтобы оценить итоги эксперимента. Его волевое, мускулистое армянское лицо заметно побледнело.

Угол макета, куда Аргирос поместил кувшин, был полностью разрушен; стены покосились, точно пьяные. Ветер уносил облако серого дыма, и на северном горизонте вновь стал виден огромный купол Святой Софии.

Лаканодракон облизал сухие губы.

– Это как с первой женщиной, – прошептал он. – Все россказни на свете ни черта не стоят.

Аргирос приписал звонкую тишину тому, что взрыв оглушил его, но тишина была реальна: все вокруг окаменели от потрясения. Через несколько секунд послышались возгласы:

– Что это было?

– Спаси, святой Андрей!

Святой Андрей считался покровителем Константинополя.

– Землетрясение!

– Матерь Божья, помоги!

В двух десятках окон показались лица.

Отряд нарядных экскубиторов[39]в обтягивающих рейтузах, шелковых плащах, с золотыми воинскими ожерельями и поясами выскочил из-за угла. На ярком щите каждого солдата красовалась эмблема священного лабарума[40]: I. Размахивая копьями, стражники исступленно озирались по сторонам, пока не узнали Лаканодракона. Они окружили его, засыпая вопросами.

Аргирос восхитился тем, как магистр официорий собрался с мыслями и успокоил императорских телохранителей, при этом не выдав никаких важных сведений. Почесывая головы, солдаты отправились по своим постам. Слуги и чиновники в дворцовых зданиях тоже сочли, что тревоги позади, и один за другим вернулись к своим делам.

Пристально глядя на разрушенную модель, Лаканодракон поджидал, пока все вокруг пропадут из вида.

– Так ты уверен, что здесь нет колдовства, Василий?

– Никакого, – твердо ответил Аргирос.

– Трудно даже вообразить, что такое разрушение происходит от столь обыкновенных веществ, как древесный уголь, сера и… – Лаканодракон с досады щелкнул пальцами. – Я все время забываю третье.

– Селитра, – подсказал Аргирос и добавил: – Монахи Санкт-Галлена запомнили их по ассоциациям с лицами Святой Троицы.

Магистр официорий нахмурился:

– Варвары и еретики. Это еще зачем?

– В этом есть некоторый смысл, господин, – ответил Аргирос. – Как мне поведали люди из арсенала, селитра придает взрыву разрушительную силу, и потому монахи назвали ее дыханием Святого Духа. Древесный уголь вызывает взрыв, и его связали с Отцом, источником всего сущего. Сера возгорается от угля и воспламеняет селитру, так же как Сын есть творение Отца, через которое Он действует.

– Неслыханное богохульство, а никакая это не Святая Троица! – воскликнул Лаканодракон.

– Согласен.

– Даже если мы теперь знаем, как получается адский порошок, – сказал магистр официорий озабоченно, – от этого мало пользы. Как мы будем от него защищаться? Ведь даже стены столицы, которые никогда еще не были пробиты, могут рухнуть, если под них заложить достаточно этой злодейской смеси.

– Полагаю, так, – сказал Аргирос, хотя он считал иначе: великолепное творение Феодосия II простояло почти девятьсот лет и наверняка продержится еще столько же. – Зная секрет, с катапультами на стенах мы можем ответить врагу тем же, а ров вокруг города не позволит неприятелю подобраться к стенам и помешает сделать подкопы.

– Верно, – согласился магистр официорий, несколько успокоившись. Он остановил на Василии острый взгляд своих темных глаз. – Подкопы, говоришь? Это мне нравится. В один прекрасный день мы можем преподнести персам сюрприз у Низибиса[41].

Граница между владениями римских императоров и сменявшихся династий Персии колебалась в ту и другую сторону по территории Сирии и Месопотамии со времен Помпея. Ни та ни другая сторона не могла добиться окончательной победы, о которой обе мечтали.

Аргирос пояснил:

– Ремесленники арсенала говорят, что подложенная под постройку взрывчатка может дать лучший результат, чем та, что подброшена сбоку. Они считают, что можно установить катапульты на борту кораблей, как делают франко-саксонцы, нападая на англичан, и атаковать врага с большего расстояния, чем с использованием труб и огня.

– Ах, да, англичане, – сказал Лаканодракон. – Конечно, они не нападут на нас прямо, но не могу скрыть моих опасений по поводу твоего сотрудничества с ними. Скажи честно, ты считаешь, что такому, э-э, молодому народу можно доверить страшную тайну, которую ты выведал?

– Мой господин, я ломал голову над этим по пути от испанской границы до Санкт-Галлена. То они казались мне лишь невежественными варварами, то они поражали меня своей отвагой, смекалкой и даже умом, неразвитым, но проницательным. Откровенно говоря, я никак не мог решить.

– Что же ты выбрал? – спросил магистр официорий.