Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вам страшно?
Альберто только улыбнулся в зеркало.
– Не беспокойтесь, доктор, с нами вы в полной безопасности. Можете не сомневаться!
Эти слова добавили Альберто уверенности и вселили надежду, которая не покидала его ни на минуту во время дальнейших поездок. Он так никогда и не узнал, следили за ним или нет, но постоянно чувствовал опеку какой-то сверхъестественной силы.
Эскобар, похоже, вовсе не считал, что чем-то обязан Вильямисару за новый указ, открывший для него реальную возможность избежать экстрадиции. С холодной расчетливостью карточного шулера он, очевидно, рассматривал освобождение Беатрис как вполне достаточную плату за эту услугу, а старые долги, мол, тут ни при чем. И все же Очоа советовали Альберто проявить настойчивость.
Не обращая внимания на обиды, Вильямисар продолжил борьбу. Очоа помогали ему во всем. Еще два-три раза он приезжал к ним, чтобы уточнить общую стратегию. Хорхе Луис написал Эскобару еще одно письмо, в котором сообщал, что в случае явки с повинной ему гарантируют жизнь и не подвергнут экстрадиции ни при каких обстоятельствах Однако Эскобар не ответил. Тогда решили, что Вильямисар должен сам написать Эскобару, пояснить общую ситуацию и представить свои предложения.
Письмо было написано 4 марта прямо в тюрьме, и Хорхе Луис давал советы, что можно писать, а чего не стоит. В начале письма Вильямисар признал, что уважение прав человека является основой для достижения мира. «Однако нельзя игнорировать одно обстоятельство: тот, кто нарушает эти права, пытается порой скрыть свои действия, разоблачая подобные нарушения со стороны других». Это препятствует сближению сторон и сводит на нет все, чего он, Вильямисар, добился за несколько месяцев для освобождения своей жены. Семья Вильямисар стала жертвой тупого и необъяснимого насилия: вначале покушались на самого Альберто, потом убили его свояка, Луиса Карлоса Галана, потом похитили жену и сестру. «Моя свояченица Глория Пачон де Галан и я, – писал Вильямисар, – не понимаем этой бездумной и незаслуженной агрессивности и не можем с ней согласиться». В такой ситуации только освобождение Марухи и других журналистов является необходимым условием для достижения подлинного мира в Колумбии.
Через две недели Альберто получил ответ, первые слова которого звучали как приговор: «Уважаемый доктор, к великому сожалению, я не могу выполнить Вашу просьбу». В противном случае, опасался Эскобар, некоторые чиновники из числа делегатов Конституционной Ассамблеи под давлением родственников остальных заложников могут сорвать обсуждение вопроса об отмене экстрадиции до полного освобождения всех пленников. Такой подход Эскобар считал несправедливым: ведь похищения были совершены до выборов в Ассамблею, а потому их нельзя рассматривать как способ давления на делегатов. После такого вывода Эскобар позволил себе зловещее примечание: «Вспомните, доктор Вильямисар, многочисленные жертвы, связанные с проблемой экстрадиции; если к ним прибавить еще две, это не окажет заметного влияния ни на текущие процессы, ни на развернутую вокруг них борьбу».
После указа Эскобар уже не упоминал об экстрадиции как о причине войны, ставшей теперь бессмысленной для тех, кто хотел сдаться, и выдвинул новое препятствие – нарушения прав человека со стороны противостоящего ему спецназа полиции. Его тактика основывалась на том, чтобы выигрывать по частным вопросам и, избегая явки с повинной, продолжить войну под новыми предлогами, которые можно было придумывать до бесконечности.
Эскобар, понимая, что Вильямисар, как и он сам, стремится защитить свою семью, еще раз повторил протест против действий Элитного корпуса, который уничтожил около четырехсот юношей в предместьях Медельина и никто не понес за это наказания. В таком случае похищения журналистов оправданы, как способ заставить власти наказать виновных полицейских. Эскобара также удивляло, что в связи с похищениями никто из общественных деятелей не пытался вступить с ним в прямые контакты. В конце письма он подчеркивал, что при любом развитии событий призывы и просьбы освободить заложников будут напрасны, ибо на карту поставлена жизнь его родственников и друзей. «Если правительство не вмешается и не прислушается к нашим предложениям, мы убьем и Маруху, и Франсиско – в этом вы можете не сомневаться».
Из письма стало ясно, что Эскобар ищет контактов с политиками. Явку с повинной он в принципе не отвергает, но заплатить за нее придется дороже, чем ожидалось, и Эскобар намерен взыскать полную цену без всяких скидок на сентименты. С такими выводами Вильямисар на той же неделе посетил президента и ввел его в курс дела. Президент ограничился тем, что принял это к сведению.
Новая ситуация требовала гибкой тактики, и Вильямисар навестил также генерального прокурора. Визит получился весьма полезным. Прокурор сообщил, что в конце недели опубликует отчет о гибели Дианы Турбай, что ответственность за эту трагедию лежит на полиции, действовавшей без приказа и должной подготовки, и что в отношении троих офицеров Элитного корпуса будет проведено служебное расследование. Кроме того, прокурор заверил, что рассмотрел обвинения Эскобара против одиннадцати рядовых полицейских и уже начал в отношении них служебное расследование.
Он выполнил свои обещания. Третьего апреля президент Республики получил отчет Генеральной прокуратуры об обстоятельствах смерти Дианы Турбай. В нем говорилось, что оперативные действия начались 23 января, после ряда анонимных звонков в следственные отделы полиции Медельина с сообщениями о передвижениях вооруженных людей в горной части Капакабаны. Неизвестные утверждали, что наибольшее оживление наблюдается в районе Саванеты, особенно в усадьбах Вилья-дель-Росарио, Ла-Бола и Альто-де-ла-Крус. По меньшей мере в одном из телефонных сообщений говорилось, что именно там спрятаны похищенные журналисты и, возможно, скрывается сам Пабло Эскобар. Полученные данные попали в аналитическую сводку, на основе которой полиция планировала операции на ближайшие сутки, однако о похищенных журналистах в сводке не упоминалась. Директор Национальной полиции генерал-майор Мигель Гомес Падилья заявил, что вечером 24 января его проинформировали о предстоящей утром операции по прочесыванию, проверке, поискам и «возможному захвату Пабло Эскобара и целой группы торговцев наркотиками». О двух последних похищенных тележурналистах, Диане Турбай и Ричарде Бесерре, в этой информации, похоже, также не упоминалось.
Операция началась 25 января в одиннадцать утра. От училища им. Карлоса Ольгина выехал отряд капитана Хайро Сальседы Гарсия в составе семи офицеров, пяти унтер-офицеров и сорока рядовых полицейских. Спустя час выступил отряд капитана Эдуардо Мартинеса Соланилья в составе двух офицеров, двух унтер-офицеров и шестидесяти одного полицейского. В отчете прокуратуры говорилось, что соответствующие службы не зафиксировали участия в операции группы капитана Эльмера Эсекьеля Торреса Белы, а именно ей и была поручена проверка усадьбы Ла-Бола, где прятали Диану и Ричарда. Между тем, отвечая впоследствии на вопросы Генеральной прокуратуры, капитан сам подтвердил, что выехал в район операции в одиннадцать утра вместе с шестью офицерами, пятью унтер-офицерами и сорока рядовыми агентами. Операцию поддерживали с воздуха четыре вертолета, оснащенные крупнокалиберными пулеметами.