Джордана интересовали более практичные вещи:

— Тогда чем же вы питаетесь, падре?

Рун выпрямился. Он весь светился гордостью, его голос, обращенный к ней, четко звучал в тишине пустыни:

— Я поклялся вкушать только Его кровь.

Его кровь…

Эрин слышала, каким тоном были произнесены последние слова, и поняла их значение.

— Вы говорите о крови Христа, — сказала она, с удивлением замечая, что в ее тоне нет и следа насмешки. Воспитанная в благочестивом вероисповедании римско-католической церкви, она знала даже о том, что является источником этой крови. Эрин мысленно вернулась в детство; вспомнила себя стоящей на коленях на грязном полу перед алтарем; вспомнила горькое вино, проливающееся ей на язык.

Она пристально посмотрела на кожаный бурдючок для воды, который Рун сжимал в руках.

Но воды в нем не было.

Не было в нем и вина — ведь она сама совсем недавно отпила из него.

Она знала, чем наполнена фляжка Руна.

— Это священное вино, — сказала она, указывая на то, что он держал в руках.

— Более чем священное, — ответил он, с благоговением поглаживая бурдючок.

Эрин поняла и это.

— По-вашему, это видоизменяющаяся субстанция.

Она узнала смысл этого слова, когда впервые соприкоснулась с катехизисом и тогда же поверила в реальность такого явления. Видоизменение считалось одним из главных догматов католицизма. Вино, освященное во время мессы, становится истинной кровью Христа, сама Его сущность вселяется в это вино.

Рун нагнул голову в знак согласия с нею.

— Это правда, мой благословенный сосуд содержит вино, превращенное в кровь Христа.

— Невозможно, — пробормотала Эрин, но ее голос звучал совсем не убедительно.

Джордан тоже не купился на это.

— А я ведь пил из твоей фляжки, падре. Это действительно похоже на вино, пахнет, как вино, да и вкус такой же, как у вина…

— Но это не вино, — взорвался Рун. — Это кровь Христа.

Насмешливые нотки снова появились в голосе Эрин, и это помогло ей успокоиться.

— Значит, вы считаете видоизменения результатами реальных изменений, а не метафорических?

Рун воздел руки к небу.

— Да неужто я так и не убедил вас? Это Его кровь поддерживает мой Орден. Сам акт видоизменения — это одновременно и договор между Христом и человечеством, и их обещание служить друг другу. Но для стригоев, которых он желает спасти, это значит даже нечто большее. За то, что мы получили шанс обрести наши души, мы поклялись навсегда отказаться от поедания человеческой плоти и поддерживать жизненные силы только Его благословенной кровью, сделавшись рыцарями Христа, связанными обетом верно служить церкви до конца своих дней, после чего Он снова пригласит нас на свою сторону. Таков наш договор с Христом и церковью.

Эрин не смогла заставить себя поверить ничему из сказанного им. Ее отец перевернулся бы во гробе своем от одной мысли о том, что кровь Христа используется подобным образом.

Рун, должно быть, увидел сомнения на ее лице.

— Почему вы думаете, что первые христиане относились к вину причащения как к «лекарству бессмертия»? Потому что они знали то, что потом было надолго забыто. Но церковь обладает более долгой памятью.

Он повернул свой бурдючок пробкой вниз, так что они могли увидеть печать Ватикана на его донной части: два скрещенных ключа, обвитых шнуром, под строенной короной, иначе говоря, тиарой. Его пристальный взгляд остановился на Эрин.

— Я прошу вас верить только тому, что вы видите своими глазами и чувствуете своим сердцем.

Эрин тяжело опустилась на валун и обхватила голову руками. Она уже попробовало вино из его фляжки. Как человек, занимающийся наукой, она отказывалась верить в то, что это было не вино, а нечто другое. И все-таки она же видела стригоя, питающегося кровью, и видела, как Корца пьет свое вино.

И то и другое давало силы.

Эрин пыталась дать этим сверхъестественным явлениям хоть какое-то научное объяснение.

Невозможно превратить вино в кровь, а значит, это должна быть вера, позволяющая Руну пить вино так, как если бы это была кровь. Это должно быть что-то вроде эффекта плацебо.

— Док, вы в порядке? — спросил Джордан.

— Видоизменение — это просто легенда. — Эрин пыталась объяснить ему суть своих размышлений. — Миф, и не более.

— Такой же, как стригои? — перебил ее Рун. — Те, кто расхаживает по ночам и пьет человеческую кровь? С их существованием вы можете согласиться, но вы не можете согласиться с тем, что благословенное вино — это кровь Христа? Это вне пределов вашей веры?

Последнюю фразу он произнес более грустным голосом, чем все предыдущие.

— Я не всегда полагаюсь на веру. — Эрин, вытянув руки перед собой, сплела пальцы. — Я наблюдала, как церковь используется в качестве инструмента силового давления в борьбе против слабых, а религия — как препятствие на пути к истине.

— Христос оказывает заблудшим людям помощь более значимую, нежели активные действия, — запальчиво возразил Рун, словно пытаясь обратить ее к истинной вере, как часто делают священнослужители. — Он живет в наших сердцах. Сотворенные Им чудеса поддерживают всех нас.

Джордан прочистил горло.

— Все это хорошо, и даже очень, падре. Но вернемся к вам. Как вы стали одним из сангвинистов?

— Тут особенно нечего рассказывать. Несколько столетий назад меня укусил один стригой, а потом заставил выпить своей крови. — Руна всего передернуло. — Я был насильно превращен в одного из них, в существо, основное желание которого — пожирать людей.

— А что было потом?

Руна встревожил этот вопрос, и он хотел ответить на него с особой тщательностью.

— Я стал стригоем, но вместо того, чтобы идти их путем, мне была предложена другая дорога. И это случилось в ту самую ночь — еще до того, как я попробовал человеческую кровь, — когда меня посвятили в Орден сангвинистов. Я стал последователем Христа. И с тех пор я следую по стезе, указанной Им.

— И как же ты следуешь по этой стезе? — спросил Джордан со скептицизмом, который Эрин практически полностью разделяла. — В чем именно заключается твое следование Христу?

— Благословенная кровь Христа предоставляет сангвинистам многие блага. Такие как возможность ходить под солнцем. Она также дает нам возможность принимать участие во всем том, что является святым и погружено в таинство. Хотя, так же как и солнце, связанная с этим святость все еще жжет нашу плоть.

Он снял одну перчатку. На его ладони виднелся багровый волдырь в форме креста. Эрин припомнила, как он только что держался за свое нагрудное распятие, и представила себе, как оно обжигало ему кожу.