– Н-нет.

– Почему?

– Он не пришел. Мы договорились, но он не пришел.

– Вы звонили ему?

– Да. Он был «недоступен».

Снова пошел мелкий дождик. Листья пальм кряхтели и шелестели под порывами ветра, словно какая-то большая птица с трудом расправляла крылья, намереваясь взлететь.

– А теперь… он… – я обхватила себя руками. Мне стало очень холодно.

– А почему вы пошли за ним?

– Чтобы выяснить, почему он не пришел. Сам назначил встречу – и не пришел.

Валасьен сверлил меня взглядом. Сидеть на корточках было неудобно, холодно и мокро. Над головой шелестели пальмы, дождик стекал прямо мне на волосы. Ныли костяшки пальцев, которые я содрала о стену дома, когда на меня чуть не наехал мотоциклист.

– Значит, вы ему не звонили?

– Нет. Я увидела его в окно и побежала за ним. Надеялась перехватить и спросить. Я… не успела.

– И больше вы никого не видели? Никто не спускался за ним по лестнице? Не стоял внизу?

– Нет. Но я… отходила на время от окна. Внизу были Марианна Николаевна и Эля.

Я вспомнила, что Баранов лежит мертвый всего лишь в нескольких метрах от меня, у бассейна, похожего на красивую голубую каплю. Кто-то убил его, и кровь растекается по его груди. И я опять заплакала. Слезы мои смешивались со струями дождя, волосы прилипли к щекам, но мне было совершенно все равно.

– Мне… неудобно. – Я сделала легкое движение, намереваясь подняться.

Но он схватил меня за плечо:

– Не высовывайтесь.

– Почему?

– Потому…

– А вы… как здесь оказались? Тоже хотели… поговорить?

– Нет. Я увидел вас.

– Меня? – от удивления я даже перестала плакать. – А, ну да! Мы же с вами столкнулись около ворот. Вы меня видели.

– Нет. Как вы бежали по лестнице…

– Вы что, следили за мной? – вырвалось у меня.

Мне показалось, что на какую-то долю секунды он смутился. Или мне показалось? Темнота была такой густой, что в метре от себя уже почти ничего не видела.

– Почему – следил? – спросил он сердито. – Я выглянул в окно и увидел… как вы выбежали.

– И пошли за мной?

– Да. И пошел.

– Зачем?

– Вы задаете слишком много вопросов.

– Как и вы!

– За словом вы в карман не лезете, я уже убедился в этом.

– Но вы мне ничего так и не объяснили.

– А я должен что-то объяснять? – с веселым изумлением спросил он.

– Конечно! Зачем вы пошли за мной и… вообще.

– Это ваше «вообще» не влезает ни в какие ворота. Вы меня в чем-то подозреваете?

– Послушайте! – я уже начинала сердиться. – Рядом с нами лежит труп человека, которого только что кто-то убил. Вы мне задаете разные вопросы: что и как, а когда я спрашиваю вас о том же – вы уходите от ответа. Вам есть что скрывать?

От моего неожиданного выпада у него отвисла челюсть. Он сидел напротив меня на корточках и сверлил меня глазами. От этой близости, от его взгляда, из-за пережитого шока и усталости я почувствовала сильное головокружение.

– Я… – испуганно прошептала я. – Кажется, я сейчас упаду в обморок…

– Бросьте, вы гораздо крепче, чем сами думаете.

– Это уже хамство! Вы-то что здесь делали? И почему вы меня все время расспрашиваете?.. У вас здесь какой-то свой интерес? Тогда самое время сказать об этом! Или вы меня тоже сейчас пришьете, как и Баранова? Откуда я знаю, может быть, вы сперва пошли за мной, а потом убили его? Двинулись обратно в дом, наткнулись на меня и принялись выяснять, что мне известно. Разве не так?

– Не так. Но я вас переубеждать не стану.

– Сделайте милость! А сейчас самое время пойти обратно и рассказать обо всем Марианне Николаевне или Пермяку. Кто у них должен решать такие вопросы? Мне действительно плохо, – я постепенно повышала голос.

Он опять зажал мне рот рукой:

– Тише! Вы слышите: кто-то здесь ходит?

Он отвел свою руку и прижал палец к губам.

Я прислушалась: дождь усилился, он методично бил по листьям пальм, как начинающий пианист – по клавишам, разучивая этюды. Дробный перестук капель сливался с шелестом листьев. Ничего подозрительного. Я замотала головой:

– Нет. Не слышу.

– А я – да. Кто-то здесь ходит.

– Вы… уверены?

– Уверен.

Я же, как ни напрягала слух, ничего не слышала, к тому же холод уже проник в мое тело до самых костей, и я подумала, что теперь уж точно заболею и никакой чай с лимоном меня не спасет.

– Я пойду.

– Посидите пока здесь.

– Зачем?

– Я посмотрю… обстановку и вернусь. Мигом.

– Ну хорошо. Только недолго.

Он поднялся легко, пружинисто и пошел куда-то вправо, мгновенно пропав из виду.

Остаться одной мне было страшновато. Но окликнуть Валасьена или признаться ему в своей слабости – нет, это выше моих сил, уж лучше совсем окоченеть под этим промозглым прованским дождем, скрючившись в три погибели, чем окликнуть его и тем самым удостоиться очередной его усмешки или ухмылки. Не-е-т, я потерплю! Я изо всех сил растирала плечи, пытаясь согреться, и думала только о том, что сейчас Андре вернется, я поднимусь к себе и выпью чай с лимоном. Но он уже остыл… Тогда я закажу еще, а потом спущусь и все расскажу Марианне Николаевне, и пусть они сами все решают и ломают головы: кто убил Баранова и зачем? А еще я попрошу у них сотовый, позвоню Паше и скажу, что я немедленно вылетаю в Москву, и пусть сам разбирается со всем этим: с фальшивками в коллекции Колпачевского, с тем, как они там оказалось и кто их туда пристроил. Эти игры – не для моего ума… Мне холодно, страшно и… одиноко. Вернется Валасьен, и я даже не стану с ним разговаривать, просто кивну и пойду в дом. Мне это все уже осточертело! По горло! И я уже ничего не хочу…

Вроде бы раздался шорох?..

Но почему же Андре не идет? А если его… убили?

Эта мысль так испугала меня, что я вскочила на ноги и стояла столбом какое-то время, вслушиваясь и всматриваясь в темноту. Казалось, что там, в этой доисторической мгле, скалятся некие неведомые чудовища. Или это плод моего воспаленного воображения?

Детские страхи вихрем налетели на меня. Но я упрямо пошла вперед, останавливаясь через каждый шаг и прислушиваясь. И тут… Я увидела… как несколько черных теней отделились от стволов деревьев и заскользили вдоль кустов. Это было уже совсем непонятно, и я опять замерла на месте. Значит, Валасьен прав: здесь кто-то есть! Но кто эти люди и что они здесь делают?