— И как?

— Бз Дун.

Селиверстов пару секунд обдумывал услышанное, а потом громко заржал. Старая для Хромова, здесь эта шутка пошла «на ура». Через мгновение к смеху присоединились и остальные присутствующие. И даже сам полицай с готовностью подхихикнул. Правда, взгляд у него был… интересный. Сергей чуть заметно улыбнулся, ткнул в его сторону стеком:

— Обратите внимание, как зырит-то. И показывает, что зад готов облизать, и ненавидит… Не меня ненавидеть ты должен, мил-человек, а свою подлость и глупость. Ладно, повесьте его быстренько да пойдем.

— Господин офицер! — полицай каким-то немыслимым образом увернулся от загребущих лап конвоиров, рухнул перед Хромовым на колени и сделал отчаянную попытку облобызать его сапоги. Учитывая толстый слой пыли на них, весьма спорная попытка. — Господин офицер! Пощадите! Не виноватый я! Заставили! Дети у меня! Господин офицер!..

— Ну ладно, ладно, — Сергей брезгливо оттолкнул полицая, сделал шаг назад, но тот, завывая и не пытаясь встать, снова пополз к нему. Подскочили конвоиры, схватили, оттащили. — Ладно, не надо его вешать. Просто расстреляйте. А этих, — Хромов махнул рукой в сторону немцев, — повесить. Веревки дешевле. В конце концов, мы их сюда не звали. А небольшой геноцид, — тут он задумчиво посмотрел на пленных, — иногда полезен.

— Господин офицер! Помилосердствуйте!

— Милосердие… Слово-то какой интересное… — Сергей повернулся к товарищам. — Ребятки, я вам не рассказывал, что меня из гестапо за жестокость выгнали? Нет? Ну вот, считайте, теперь рассказал. Этого — расстрелять. Предатели нам не нужны. И их дети — тоже. Нечего уродам размножаться.

Приказ был воспринят с пониманием, и отчаянно верещащего полицая тут же поволокли к ближайшей стенке. Немцы проводили его равнодушными взглядами. Дебилы, они еще не поняли, что их ждет практически то же самое. А минуту спустя Селиверстов догнал Хромова и с интересом поинтересовался:

— Старшой, а что за гестапо?

— Контрразведка немецкая.

— А откуда ты про нее знаешь?

— Орел, мы уже сколько по тылам вражеским шляемся? — усмехнулся Сергей, понимая, что все же прокололся. Шляться-то они шлялись, но пленные у них были сплошняком обычными солдатами, к контрразведке отношения не имеющими. Ну, не звучало это слово, а вне Германии и вовсе стало расхожим символом нацизма куда позже. — Ты бы почаще на допросах присутствовал, тренировать надо не только мышцы, но и голову. Да и раньше я об этой милой конторке слыхал.

— Где?

— Книжки читать надо. Одно из преимуществ образования — умение работать с литературой.

Следующий этап прогулки — недавние заложники. Этих орлов до хрена и больше. Человек пятьсот примерно. Постарались немцы, трудоголики долбаные. Сейчас заложники уже малость оклемались, поели и начали соображать, что жизнь их сделала крутой поворот. Кто-то истерил, кто-то смотрел угрюмо, но в целом они вели себя адекватно ситуации. Хромов неплохо помнил собственные эмоции в куда менее напряженных условиях, и у него не поднялась рука хоть в чем-то обвинить этих людей. Он только повернулся, и Селиверстов, без слов понявший вопрос, кивнул утвердительно:

— Прибыл.

— Давай его сюда…

Кулаков появился через минуту. Вообще, Сергею оставалось лишь хвалить собственную предусмотрительность, заставившую его заранее послать связного к начинающим партизанам. И, разумеется, таланты этого самого связного, по скудному описанию сумевшему найти их лагерь. Кулаков еще не забыл подаренного пулемета и приехал в сопровождении нескольких особо доверенных орлов. Сейчас они стояли чуть в стороне, держа под уздцы лошадей и с любопытством разглядывая последствия серьезного, грамотно проведенного боя. Да, партизаны будут держать под контролем огромные пространства, а Ковпак огнем и мечом пройдется по Европе[31]. Случится это очень скоро, не пройдет и двух лет. Но — в будущем. Сейчас же до грозной славы этим людям еще ой как далеко.

— Ну что, Иван Емельянович, — Сергей протянул Кулакову руку. — Принимайте пополнение, что ли.

— И куда я их дену? — Кулаков без намека на восторг посмотрел на людей, которых ему спихивали. — Чем кормить буду?

— Ну, это уж ваше дело. И потом, я их вам не просто так передаю, у них приданое будет.

— С этого места поподробнее, если не затруднит.

— Могу и подробнее. Мы отсюда забираем только часть продовольствия, остального у нас пока хватает. Берите все, что сочтете нужным, остальное просто сожжете. Как-то так. Пойдемте, глянете, что там есть.

Покуда Кулаков прикидывал, покроет ли гора трофеев незапланированный геморрой, которые принесут на его голову эти непонятно откуда собранные и что собой представляющие люди, Сергей уже потерял интерес к разговору. В конце концов, программу-минимум он выполнил. Людей освободил, представителю советских властей (а с должности председателя колхоза его собеседника никто не снимал) передал. Дальше пускай у других головы болят. Вот только у Кулакова, очевидно, было другое мнение по этому вопросу. Такое свое, житейски-крестьянское. И он не преминул его высказать.

— Э-э-э… Товарищ Хромов, ну посудите сами — что они будут делать в лесу? Я понимаю — мужчины, но тут же большинство женщины и дети.

— Понятно, можете уходить. Склады мы уничтожим.

— В смысле?

— В прямом, мон шер, в прямом. Вы ведь не первый день живете, царя застали… Помните, как раньше было? Деньги-товар-деньги, извлеките одно звено — и цепочка исчезает. Поэтому извиняйте, или берете все и сразу, но занимаетесь людьми, или я тут сжигаю все, чтоб немцам не досталось, и разбегаемся.

— А вы, однако, как купец рассуждаете, — задумчиво протянул Кулаков.

— Скорее, как мелкий лавочник, но вы уловили суть. Коммунизм хорош в далеком будущем, а сейчас пусть будет так…

Договорить ему не дали. Чуть в стороне раздался отчаянный женский вопль, несмотря на расстояние будто ножом резанувший по ушам. Сергей поморщился:

— Что за черт?

Вопль повторился. Хромов резко махнул рукой:

— В общем, вы меня поняли, Иван Емельянович. Думайте. Парни. За мной!

Толпа, собравшаяся на площади, бурлила, словно выгребная яма, щедро сдобренная дрожжами. Неудивительно, кстати — народ любит хлеб и зрелища. Со жратвой все было в порядке — освобожденных накормили щедро. Теперь настал черед зрелищ, и они были что надо — фрицев вешали. Десяток уже качались, остальные понуро ждали своей участи. Судя по синякам, рожи им уже отрихтовали качественно, и о сопротивлении они даже не помышляли. Конечно, лица бить — это уже беспредел, тем более недавним заложникам. Просто потому, что не они этих немцев в плен взяли. Ну да пусть их. Вон, даже палачей из своей среды выбрали, что совсем неплохо. Самим мараться не придется. Хотя как сказать… Есть мнение, что сильные люди не опускают других вниз — они поднимают их вверх. Спросите любого палача при дыбе — подтвердит. А вот отчаянные крики — это уже интересно…