того как все их добро изъяли стражники в пользу государевых нужд а имение разорили, вместе с уже угасшей женой, погнали ее мужа, которого тоже побаивались, но который не был столь стоек перед людским давлением. И хорошо еще, что гнев не перекинулся на их дочерей, вовремя выданных замуж в соседние поселения, а то бы и их постигла участь убогих беженцев. Теперь же эта женщина, была блеклой тенью прежней гашан, вернее это была совершенно другая женщина, не имеющая ничего с ней общего, без привязанностей в этом мире, но совершенно погруженная в себя и существующая подобно дикому зверю. Поужинав, слушая рассказ бывшего зажиточника, жаловавшегося на нелегкие скитания с побирушничанием в поисках спасения для себя и своей обезумевшей старухи в запредельной стороне ки-бала, лицедеи улеглись спать. Старые приятели, еще долго о чем-то болтали, вспоминая старые годы и делясь пережитым, пока остальные предавались сну. И лишь некогда грозная гашан, поглощенная своей работой, приостанавливаясь, иногда прислушивалась к их разговору, и успокоилась только, когда уснули и они.

Когда они только подъезжали к реке, встретивший их берег, обманул их ожидания. Вопреки представлению, быстроносная река, обмелев от зноя, оказалась похожа на обычную мелкую речушку, кои во множестве протекают в землях благородных, и уже не в состоянии была нести их вниз своим течением, в сторону Идигны. Но нет худа, без добра. Зато сейчас, они с их небольшим возком, легко сумели перебраться на другой берег, без опаски встретиться с унукскими дозорами. Подступив к какому-то небольшому городку только к ночи, скитальцы решили заночевать в поле, в ожидании, пока жители его не пробудятся. Подставляя пламени, окоченевшие в ночной прохладе члены, каждый думал о чем-то своем. Кто-то, глядя в пляшущие от дуновения языки огня, вспоминал, безвозвратно уже ушедшее былое, кто-то думал о будущем, и всех объединял одна общая мысль о завтрашнем дне, ведь каждый день значил для них то, будут ли завтра их желудки наполнены едой а мошна не прохудеет.

– Да не оскудеет ваш котел, добрые люди. – Услышал они голос, доносящийся из темноты, будто угадавший их думы.

Оглянувшись на голос, полуночники увидели тень человека в обмотке на голове, и в свете костра, тут же высветилось его улыбающееся лицо.

– Разрешите погреться к вашему огню.

– И тебе всех благ. – Поблагодарив, за всех поприветствовал гостя Пузур. – Сядь ближе к костру, отведай нашей трапезы и расскажи, что слышал.

– Вот хорошо – обрадовался путник, перед костром потирая окоченевшие руки, – а я-то, опоздал к вечерне, и вынужден был оставаться в поле. Времена нынче тревожные, и жители поселений не впускают запоздавших просто так. А ночи все холоднее, и дикие звери все ближе тянутся к человечьему теплу. Я продрог до кости, и кто знает, пережил бы я эту ночь, если б не вы? Может быть меня – окоченевшего, сожрали бы шакалы и разнесли мои клочья по полям. Огня у меня нет, а у вас вижу тут уютно: огонь, еда, ложе для сна, и даже ваши женщины слишком красивы для этой дикости.

– Так ты здешний? – Спросил Пузур, стараясь отвлечь гостя, с неудовольствием заметив, благосклонный взгляд своей жены на его ужимки.

Гость утвердительно закивал головой, начав уплетать ужин, только что подоспевший.

– Что ж тебя не впустят? Наверняка ты там известен.

– Ууу! – Потянула старуха, – Пузур, ты не знаешь, до какой подозрительности доходят доведенные до этого люди. Порой бывает, и мать родному дитю не доверяет, и сын матери.

– Досточтимая угун права. Люди стали недоверчивыми и подозрительными. К тому же, я не такой важный человек, чтобы меня все знали. – Обжигаясь кашей, сказал удобно пристроившийся между женщинами гость.

– Почему же ты, не постучишься в дом? Благоверная не пускает?

– Увы, я одинок и у меня нет своего дома. – Развел тот руками.

– Ты что, собрался выгонять гостя посреди ночи? – Проворчала Эги.

– Как же ты тут живешь без дома? – На сей раз, не слушая жену, продолжал доведенный до ревностной подозрительности муж.

– Когда как: чаще на улице или в хлеву; если очень повезет, кто-нибудь впустит погреться в дом.

– Прости, но ты не рассказал про себя, и я могу судить о тебе лишь по твоей одежде. – Оправдался потеплевший к гостю Пузур, давая понять, что пора бы тому представиться.

Рассмеявшись неприятным коротким смешком, незваный гость, прокряхтев, сказал:

– Вам мое скромное имя, все равно ничего не скажет. А занимаюсь я тем, что перегоняю стада. А зовут меня Аш…

При этих словах сидящие переглянулись, Пузур весело кивнул Ашу, тот в ответ недовольно ухмыльнулся.

Пузур посчитав невежливым расспрашивать гостя не представившись, назвался, заодно назвав и остальных. Узнав, что в этом кругу бродяг, судьбой ему было уготовано встретить тезку, приблудный Аш покровительственно заулыбался.

– А ведь это чудо, – говорил он вглядываясь в юношу, – встретить здесь, в этой дикости, тезку, да еще столь многим схожего, это и вправду большое провидение.

– Тезка?! Что ж такого? Я, например, встречал на своем пути столько Пузуров, что и с пальцами ног не подсчитать, сколько раз. Ты лучше расскажи, что слышно. – Возразил было Пузур, чтобы помочь смущенному юноше, бывшему не в восторге от такого тезки. Но пришлый скиталец с ним не согласился.

– Тут нет ничего удивительного, – сказал он не двинув бровью – Пузур имя нередкое, а здесь другое. Скорее наутро в Каламе воспоют во славу Дагана, чем встретятся одиночество с желанием. Между нами и отличие в том только, что он свой путь только начинает, а я ухожу к закату.

– Молодость. Великая сила – молодость. – Продолжал пустынный Аш, то и дело, поводя взглядом то по Ашу, то по Нин, то задумчиво глядя в огонь. – Время свершений. Будь ты даже некрасив или хром, все твои недостатки восполняются ею. Ах, молодость, как ты быстротечна! Пора цветения и радости бытия, когда мы полны сил и сердце наше бьется с верой в лучшее. Выложи торговец, перед нами на выбор неспелые яблоки и перезрелые груши, мы всегда выберем яблоки, потому что знаем: их еще можно дозреть, а перезрелым грушам место одно – помои. Так и с людьми: поставь перед нами юную расцветающую деву и стареющую молодящуюся красавицу, мы всегда выберем молодость, даже если она будет слыть дурнушкой, ибо цветение всегда милее увядания, и время ее впереди. Даже нанимая на работы, мы предпочтем молодого, полного сил юношу, немощному старцу; если только не ищем мудреца наполненного знаний, от которого и ждем-то только, чтобы он поделился ими. Где ты – моя молодость? Сколько