Эти его вольные и невольные приспешники, передававшие неслыханные известия из уст в уста, складывались в цепь или сеть из множества звеньев и помогали ему делать с мнениями и убеждениями других людей то, что ему заблагорассудится, превращая обмолвку или говорок в бесспорную действительность. Общество уже видело в Нефере Молчуне страшного злодея, а Место Истины представлялось логовом разбойников, скрываемых завесой немыслимых привилегий.

И только один Рамсес Великий мог бы единым словом своим обратить вспять мутный поток лжи и домыслов. Но и фараон не выше Маат, и нет у него права вмешиваться в судебное разбирательство. Обвиненного должно судить. А Нефер обвинен.

Связи между Местом Истины и визирем были тесными, однако председательствовал на предварительном слушании, на котором выдвигалось обвинение, не этот верховный сановник, а старейшина суда. Председатель в самом деле был стариком, и он подчеркнуто соблюдал все положенные правила. Мехи даже на взятки тратиться незачем: улики настолько тяжки, что председательствующий непременно поставит Нефера перед присяжными.

Тогда-то и понадобится вмешательство Мехи, не открытое, понятно, а, так сказать, подспудное. Первым делом надо будет ввести в число присяжных управителя западного берега Абри — уж он то знает, какую напраслину надо навесить на братство, чтобы вымазать его в такой грязи, что народу эти мастеровые станут отвратительны. А еще стоило бы позаботиться о большинстве в составе присяжных, чтобы уж наверняка этого Нефера приговорили к смерти: надо выставить обвиняемого хладнокровным душегубом, воистину диким зверем; а коль скоро воспитан он был мастеровыми, то и те, приходится думать, не менее злобны и коварны, чем подсудимый.

И тогда все селение окажется в ловушке. И мышеловка захлопнется.

Мехи в задумчивости забарабанил пальцами по крупу жены.

— Кобылка… это же моя кобылка, верно?

Серкета услужливо выгнулась в талии, подвигая к мужу свой уже обласканный им таз.

— Да-да, я вся — твоя… Еще хочу. Давай еще раз.

— Ненасытная!

— А почему бы и нет? Разве это не естественно? Коль уж мне так повезло с муженьком. Такой безотказный. И никогда не устает.

— Знаешь, Серкета, что-то твой отец меня беспокоит.

— Ах… а почему?

— Да голову он потерял.

— А я как-то ничего не замечала.

— Ты с ним не работаешь. Знаешь, кто мне уже сказал об этом? Фиванский градоправитель, лично, посоветовал быть начеку. Представь себе: важное собрание, а твой отец бормочет что-то непонятное. Потом выступает с отчетом и путается в цифрах. А потом и вовсе впадает в ступор и ничего не видит и не слышит. И довольно долго. За последнее время — а я не расстаюсь с ним вот уже несколько дней подряд — такое бывает все чаще. И приступы эти все заметнее. Разумеется, я ничего не сказал градоправителю и даже попробовал рассеять его страхи. Жаль, конечно, но хуже всего то, что отец твой отрицает очевидное. В подобном состоянии он даже не замечает, что его, так сказать, долго не было. И ничего не запоминает.

— Что же делать?

— Поговори с его целителем и попроси его назначить лечение. Если такое лечится, конечно. Но стеснять отца ни в коем случае нельзя. Если бы не этот его докучливый недуг…

Серкета присела на краешек ложа.

— В чем он выражается?

— Боюсь и говорить.

— Я — твоя жена, Мехи, и я хочу знать!

— До чего же это жутко…

— Рассказывай, говорю тебе!

— Знаешь, милая, за тебя страшно. Тебе, наверное, будет неприятно. И больно.

Мехи понизил голос, словно бы опасаясь, что их кто-то подслушивает.

— Поехали мы с отцом твоим в один удел, проверять, как тамошнее население подати платит. Меня он взял, чтобы я проследил за кое-какими мелочами. И вдруг он накидывается на случившуюся там девочку, хватает и… ну, пытается ее изнасиловать. Хорошо, я проворнее его и не дал довести до греха. Повезло, и худшего не случилось. А потом, когда он пришел в себя, он был не в состоянии вспомнить хоть что-либо об этом ужасном случае.

— А… кто-нибудь видел?

— Мать малышки.

— Она же подаст салобу!

— Могу тебя успокоить. Я из кожи лез, чтобы уладить дело миром. Все ей растолковал и подарил дойную корову и четыре мешка полбы. Лишь бы она забыла о случившейся неприятности. Но я же не всегда буду с ним рядом. И очень опасаюсь, как бы он опять не взялся за то же…

Еще немного, и у Серкеты начнется истерика.

— И пойдет о нас дурная слава, а все наше добро…

— Я тебя люблю, милая, тебя. За то, что ты такая, как есть… А не за что-то еще. Если бы только не недуг твоего отца…

Серкете стало все ясно: она должна переписать или как-то иначе перевести семейное состояние на свое имя и ни в коем случае не подпадать под власть какой-то там душевной болезни. А вдруг хворь обрушится на отца вдали от Фив, на краю какого-нибудь села? И подсунут ему расписку, а он подмахнет. И прости прощай наследие предков. То есть ее наследство. Нет, мысль о бедности Серкету никогда не грела. К счастью, она замужем за Мехи и ее муж — воистину ясновидящий. И вовремя обнаружил грозную опасность.

— А ты мог бы установить над моим отцом постоянный надзор?

— Ты что?..

— Прикажи своим воинам незаметно следить за ним. Если он вдруг выкинет что-то не то, они смогут сразу же вмешаться. Ну и тебе доложат.

— Это же превышение полномочий, и…

— Сделай это для нас, Мехи! Пойми же, от этого зависит наше будущее.

Старший предводитель сделал вид, что задумался. На самом деле он уже предложил именно такое решение фиванскому градоправителю, и тот его одобрил.

— Если вышестоящие узнают, я буду сурово наказан за злоупотребление властью. Но рискну. Ради тебя, моя сладкая.

Серкета обхватила мужнее туловище обеими руками.

— Ты не пожалеешь об этом… И я тоже не буду сидеть сложа руки.

— Ты, главное, с его лекарем поговори.

— Само собой… А еще и с законниками посоветуюсь. Я же единственная дочь, значит, мой долг — оберегать семейное достояние. А моя семья теперь — это ты. И наши будущие дети.

Он заставил ее лечь на спину и потом навалился на нее всей своей тяжестью.

— А сколько бы ты хотела? Этих детей?

— Ну, четверых… пятерых…

— Не многовато ли для дамы твоих достоинств? И такого качества?

— Я хочу сыновей. Чтобы мальчиков много было. Они будут похожи на тебя, и они всегда будут рядом. И потому я как бы не буду с тобой расставаться. Никогда.

— Так ты уже не можешь обойтись без Мехи, красавица моя…

Серкета была неспособна испытывать наслаждение и потому только посмеивалась про себя над постельными доблестями своего мужа, тем паче что даже более понимающая женщина сказала бы о нем, что любовничек-то не ахти. Точнее, очень даже так себе. Но вот как муж… Вряд ли возможен лучше. С таким честолюбием и такой ненасытной жаждой власти… поди сыщи другого такого. При таких данных он богатство для нее и сохранит, и приумножит. Если, конечно, удастся обезвредить отца: тот уже мешает и, того и гляди, просто превратится в угрозу.