— Боже, какая святость! Ты что, не знала, что ли? Никогда не поверю! — Ее изумлению не было границ. — Неужели ты действительно не знала, что она — любовница Коттона? Анекдот! — Она презрительно фыркнула, качая головой. — Так ты думала, он монах? Святой Коттон? Ты думала, что ему некуда приткнуться, раз они с мамой не спят вместе?

— Какая же ты вульгарная!

— Правильно, — замурлыкала Трисия. — Поэтому мне и не составило труда переманить Кена из твоей постели в мою.

— Это не совсем так, — раздался голос Кена, и обе разом обернулись.

Кен стоял у двери и обращался к Трисии, но смотрел на Шейлу:

— Дай-ка я освежу твою память, Трисия. Ты явилась ко мне, как сука в течке.

— И это тебе определенно понравилось.

— Ты сказала мне ту же ложь, что и Коттону.

— Она сказала, что я сделала аборт от тебя? — воскликнула Шейла.

— Да.

— И ты поверил?!

Шейла смотрела на стоящего перед ней мужчину, не понимая, как она могла любить его. Слабохарактерный. Напыщенный. Теперь это было очевидно. Он позволил бессовестной женщине диктовать ему и определять его будущее. Настоящий мужчина никогда не позволил бы так водить себя за нос. Кэш Будро не позволил бы.

Кен беспомощно развел руками.

— Вчера я сказала папе правду. Мы помирились, — сообщила она, обращаясь только к Трисии, словно Кена здесь не было. — У тебя нет никаких причин считать, что он не любил тебя. Он любит и всегда любил. К тому же у тебя теперь есть Кен. Топор войны с этой минуты можно закопать. Но я никогда не прощу тебе, что ты манипулировала моей жизнью в своих интересах.

Она направилась к выходу, но Трисия преградила ей дорогу:

— Мне глубоко плевать, простишь ты меня или нет. Но я требую, чтобы моя доля в этом доме была свободна от твоих притязаний. Я буду счастлива избавиться раз и навсегда от возможности манипулировать твоей жизнью в своих интересах.

— Твоя доля в этом доме? О чем ты?

— Я собираюсь продать Бель-Тэр.

Несколько мгновений до Шейлы доходил смысл этих слов. Трисия смотрела с откровенной злобой. Шейла обратилась к Кену, ожидая объяснений. На лице его появилось виноватое выражение.

— Вы что, рехнулись оба? — грубо спросила наконец она. — Мы никогда не продадим Бель-Тэр.

— Почему же?

— Потому что он наш. Он принадлежит Коттону и нам.

— Глупости, — усмехнулась Трисия. — Он принадлежит Лорентам. А они все умерли. Шейла гордо выпрямилась.

— Может быть, для Коттона это не было кровным наследством, но он вложил в него всю свою жизнь и никогда не продаст поместье.

Она снова попыталась обойти Трисию, но та с неожиданной силой удержала ее за руку.

— Коттон может и передумать.

— Никогда! Не советую и предлагать ему это. — Она сбросила ее руку.

— Он старик, Шейла, и смертельно болен. Его бизнес тоже прогорел. Он влез в такие долги, из которых нет выхода.

— И что же ты предлагаешь?

— Мы объявим его недееспособным. Шейла еле сдержалась, чтобы изо всех сил не ударить Трисию, но только крепче сцепила пальцы.

— Запомни, Трисия, если что-нибудь случится с Коттоном по твоей вине, тебе придется иметь дело со мной.

Шейла вцепилась в руль с такой силой, что побелели пальцы. Скорость становилась опасной, но она этого не замечала. Кроме того, автомобиль вообще чудом удерживался на дороге, потому что лобовое стекло застилала пелена дождя и «дворники» только суматошно сновали взад и вперед, не в состоянии справиться с потоком.

Стычка с Трисией и Кеном добила ее. Нервы Шейлы были на пределе, и каждую минуту ее состояние грозило перейти в истерику.

Вперед! Только не стоять на месте! Надо что-то делать, чтобы в мозгу не крутилась одна и та же мысль: они хотят продать Бель-Тэр.

Каково ей было слышать это, когда она сконцентрировала все свои силы на достижении как раз обратной цели. И ничто не заставит ее отступить! Она сохранит Бель-Тэр, спасет его ради Коттона. Она будет работать, пока не свалится. И это единственное, что она должна теперь делать!

Необходимость действовать настолько четко впечаталась в мозг, что, когда Шейла въехала на вырубку по мосту через Лорентский затон и нажала тормозную педаль, машина проехала еще несколько метров и только потом остановилась. «Дворники» продолжали свою нескончаемую работу. Дождь сплошным потоком барабанил по крыше кабины.

Тяжело дыша ртом, как после долгой пробежки, она оглянулась.

Но то, что она увидела, настолько не соответствовало ее внутреннему состоянию, что Шейла с трудом верила своим глазам. Невероятно! На вырубке не было абсолютно никого. Тихо и пусто. Дверь конторы заперта наглухо. Темные окна. Тяжелые двери ангара для лесовозов схвачены толстой цепью. Грузовые платформы на рельсах стояли порожняком. И вся территория напоминала призрачный город, заброшенный, пустой, одинокий, мертвый.

Стараясь не поддаваться панике, она в отчаянии стала припоминать, какой сегодня день недели. Но это оказалось ей не под силу. Время, проведенное в больнице, слилось в один сплошной день. Наконец она сообразила, что сегодня точно рабочий день.

Тогда почему работа стоит? Где этот подлец Кэш? Черт бы его подрал!

Этого она уже не могла перенести. Озноб пробрал ее по всему телу. Отпустив тормоз, она так крутанула руль, что машина произвела сумасшедший поворот. Затем включила скорость. Задние колеса бешено завертелись, потеряв опору в размокшей почве и взрывая за собой комья грязи.

— Проклятие! — Она ударила кулаком по рулю и с силой вжала педаль в пол. Наконец колеса нашли точку опоры, и машина устремилась вперед. Задняя часть вихляла то в одну, то в другую сторону, то и дело опасно нависая над бетонной опорой моста. Шейла снова в ярости круто повернула руль, и машина, словно торпеда, вылетела на шоссе.

Сумерки и завеса дождя снизили видимость до предела. Она проехала поворот, который искала, и, обнаружив свою оплошность, резко затормозила.

Проклиная все на свете, она дала задний ход.

Проселочная дорога превратилась в море грязи, что не помешало ей пулей мчаться по этому месиву. Ее ярость росла, становилась тем сильнее, чем быстрее она ехала.

Снова завизжали тормоза, Шейла рывком распахнула дверцу и выскочила наружу. Не обращая внимания на ливень, она, пылая гневом, быстрым шагом направилась к дому. Он был того же серого цвета, что и небо, и настолько сливался с пространством, что стал почти невидимым.

Кэш сидел на крытом крыльце, в глубине, чтобы брызги не летели на одежду. Водопад струился по жестяной крыше и бил с карнизов, бурля по лужам вокруг.