Он даже не сразу нашелся с ответом. Потом пробормотал, что это его навязчивая идея – найти подлинного автора романа. Ему трудно было объяснить причину этого наваждения. После фиаско, которое он потерпел в своей профессии, он почувствовал себя вконец опустошенным. Тщетно он пытался изображать бодрячка, кому-то расточал улыбки, кому-то пожимал руки, – ему все равно чудилось, что его телом медленно, но верно завладевает смерть. И только история с романом Пика вырвала его из этого мо́рока. Теперь он был убежден, что в финале этой загадочной авантюры его ждет нечто важное, а успех расследования позволит ему выжить. Вот почему он гоняется за неопровержимыми доказательствами авторства Гурвека, хотя все и так указывает на старого библиотекаря. Обе женщины с удивлением выслушали этот монолог, однако Жозефина не успокоилась:

– И как же вы собираетесь поступить с этими доказательствами?

– Пока не знаю, – признался Руш.

– Послушай, моя дорогая, – сказала Мадлен, – нам ведь тоже важно это выяснить. Не зря же я решилась выступить по телевидению, чтобы поговорить о романе твоего отца. И мне хотелось бы узнать правду до того, как я умру.

– Ой, мама, не говори так! – воскликнула Жозефина, схватив мать за руку.

Руш не мог знать, что за последние годы Жозефина все реже проявляла свою любовь к матери. Да и самой Мадлен тоже было не очень-то свойственно это ласковое обращение – «моя дорогая». Но, как ни странно, недавние события сплотили их. Им обеим пришлось пройти через испытание медийной славой, нередко чреватой самыми парадоксальными последствиями – счастьем и разочарованием, опьяняющим восторгом и невыносимым горем. В конечном счете Жозефина присоединилась к мнению матери. Может быть, Руш выяснит правду, и она вернет им душевный покой. Пускай едет на поиски этой Марины, ведь только она и сможет подтвердить, что за «Последними часами любовного романа» скрывается Гурвек. А заодно раскроет причины их внезапного разрыва после всего-то нескольких недель брака.

6

В середине дня Жозефина отвезла Руша на машине в Ренн; там он должен был сесть в парижский поезд. А она собиралась на следующее утро возобновить работу в магазине, который совсем забросила.

7

После разрыва с Брижит Руш вернулся в свою каморку под крышей. Нынче, воскресным вечером, он сидел в этой жалкой каморке, одинокий в свои пятьдесят лет, без гроша в кармане, и все-таки чувствовал себя счастливым. Счастье – вещь относительная: если бы кто-нибудь, много лет назад, предрек Жан-Мишелю такое будущее, оно бы его ужаснуло. Но теперь, после всех тяжких, унизительных испытаний, этот убогий закуток казался ему раем.

Перед отъездом из Крозона он обратился к Мадлен с просьбой: не сходит ли она в понедельник утром в мэрию, чтобы просмотреть книгу регистрации браков. Он ведь слышал о Марине только под фамилией Гурвек. И предположил, что после своего бегства она вполне могла снова взять девичью фамилию. В Интернете Руш не нашел никаких следов Марины Гурвек.

Мадлен пришлось иметь дело все с той же секретаршей, которую Руш видел два дня назад. Она изложила ей свою просьбу, и та едко ответила:

– Да вы все прямо помешались на этом Гурвеке!

– Ничего подобного. Просто я знала его жену и хотела бы ее разыскать.

– Ах, вот оно как, он еще и женат был! Первый раз слышу. Я-то думала, что он противник всяких семейных уз.

И Мартина Пемпек разразилась откровениями, из коих стало ясно, что они с библиотекарем были очень близко знакомы. Не дожидаясь вопросов, она выложила все, что у нее наболело; Мадлен не удивилась: она давно знала, что Гурвек жил только своими книгами, а больше никого и ничего не любил. И она попыталась утешить секретаршу:

– Ну, полно, вы тут ничем не виноваты. Я вообще думаю, что лучше держаться подальше от всех этих книголюбов. Вот я, по крайней мере, была спокойна, живя с Анри.

– Но как же… он ведь написал книгу…

– Это еще не доказано. Возможно, ее написал как раз Гурвек. Я вам прямо скажу: писатель, который указал на рукописи чужое имя, имя моего мужа, – просто псих! И нечего о нем жалеть.

Мартина не знала, стоит ли расценивать эти слова как утешение; в любом случае теперь это было уже не важно: он давно умер, а она по-прежнему его любила.

* * *

Так что, поразмыслив, она разыскала требуемую информацию и установила девичью фамилию Марины – Брюкке.

* * *

Пару часов спустя Руш корчился в углу своей комнатки, пытаясь поймать Wi-Fi. Он нагло пользовался сетью своего соседа с четвертого этажа, но мог ловить ее лишь в крайне ограниченной зоне, чуть ли не вжимаясь в стенку. Довольно скоро он обнаружил в «Фейсбуке» много женщин по имени Марина Брюкке, но с их фотографий чаще всего смотрели очень уж молодые лица. Наконец ему попалась ссылка на аудиодиск в конверте с дарственной надписью:

Поисковик нашел на этой странице связь имени Марина с фамилией Брюкке. На диске была записана «Венгерская мелодия» Шуберта в исполнении молодого пианиста Уго Брюкке. Имя Шуберта было знакомо Рушу: когда-то он любил посещать сольные концерты или оперу. И сейчас вспомнил, что давно уже не слушал никакую музыку, да и не ощущал в том потребности. Он поискал другие сведения об Уго Брюкке и выяснил, что завтра тот дает концерт в Париже.

8

Руш не попал на концерт – все билеты давно уже были проданы, – и он ждал в переулке у служебного подъезда, откуда должен был выйти пианист. Рядом с ним топталась женщина крошечного роста и неопределенного возраста, которая обратилась к нему:

– Вы тоже поклонник Уго Брюкке?

– Д-да…

– Я присутствовала на всех его концертах. В прошлом году он играл в Кёльне, это было божественно!

– А почему же вы сегодня не в зале? – спросил Руш.

– О, я никогда не покупаю билеты на его парижские концерты. Из принципа.

– Из какого принципа?

– Он живет в Париже. И вот это нехорошо. Уго играет в родном городе по-другому. На гастролях у него все звучит совсем иначе. Я давно уже это заметила. Разница почти неуловима, но я-то ее чувствую. И он это прекрасно знает, потому что я самая верная его поклонница. После каждого концерта я стараюсь сфотографироваться с ним в зале, но когда он выступает в Париже, просто жду его у выхода.

– Значит, вы считаете, что в Париже он играет хуже?

– Я не сказала «хуже», я сказала «по-другому», в смысле одухотворенности. И представьте себе, однажды я ему на это намекнула, и мой отзыв его заинтриговал. Нужно до глубины души проникнуться его исполнением, чтобы уловить эту разницу.

– Поразительно! Значит, вы самая пылкая его поклонница?

– О да!

– И вам наверняка известно, что свой последний диск он посвятил Марине…