Артур покачал головой.

– Я понимаю, это стремно и даже вроде как неудобно, – растолковывал отец. – Но в данном случае ты не должен пожимать чужую руку. Ты его не знаешь, а он не знает тебя. Может, он вообще нерукопожатный, а ты об него, так сказать, «законтачился». Ясно?

Артур машинально кивнул.

– Во время базара напяль улыбку, – продолжал Сергей. – Знаю, это непросто, когда тебя окружили трое, но придется себя пересилить. Гопников это озадачит, они будут думать, что ты что-то знаешь о них. А может, сам что-то задумал. Или, по крайней мере, ты не простой терпила, которого развести – два пальца обоссать. На вопросы гопа не отвечаем.

– Как это? – удивился Артур.

– А разве ты обязан перед ним отчитываться? Нет. Ты шел своей дорогой, у тебя свои планы, а тут какая-то шваль начинает тебя отвлекать и лезть с идиотскими вопросами! Впрочем, есть универсальная фраза, она сразу поставит наезжающего в тупик. На любой провокационный вопрос отвечай: «С какой целью интересуешься?» И в этот момент улыбаться уже не надо. В общем, импровизируй на ходу. Обламывай гопника его же средствами.

Артур молчал, пытаясь переварить сказанное отцом.

– Никогда не оправдывайся перед ним, ты ему ничего не должен, – снова заговорил Сергей. – Никаких «нет» и «но». Будешь отнекиваться и мычать типа «я тебя уважаю, но…» – все, ты проиграл. У него будет формальный повод чувствовать себя оскорбленным. С его позиции он правильный пацан, а ты лох, которому следует преподать наглядный урок.

«Форд» съехал на дорогу, ведущую к частному сектору, где располагался их дом.

– Запомни, чтобы пустить в ход кулаки, нужен повод. Пока ты его не дал, ты в относительной безопасности, – объяснил Малышев. – Впрочем, все эти рекомендации условны, пока тебе не попадутся настоящие беспредельщики. Тогда у тебя два выхода – или драться, или делать ноги. Судя по твоей физиономии, пока что для тебя лучше тренироваться на беговой дорожке.

Артур недовольно поджал губы, и от отца это не ускользнуло.

– Не обижайся, – сказал он, подмигивая сыну. – На самом деле я мог бы научить тебя кое-чему. Сам ведь ты фиг обратишься за помощью, а?

Артур промолчал.

– Да, и напоследок, – вспомнил отец. – Предположим, ты достойно вел себя во время разговора с гопотой. Они «прощупали» тебя, так сказать, на «лоховскую масть», и ты не повелся. В таком случае вы расходитесь почти приятелями. Поворачивайся и уходи. Но ни в коем случае не оборачивайся, это признак трусости. Они будут наблюдать за тобой, и если заметят, что ты оглянулся, все твои предыдущие заслуги можешь свернуть в трубочку и засунуть в задницу…

Наконец они подъехали к воротам. Сергей вышел из машины, следом Артур.

– Переоденься, а я пока соберу снасти, – сказал отец. – Все остальное у меня в багажнике. Заодно спроси у мате…

Он умолк, глядя на приоткрытую дверь въездных ворот. Подул ветер, и под его порывом она тихо лязгнула о выдвинутый засов, словно желая сообщить о чем-то крайне неприятном.

– Ты когда ушел из дома? – мягко спросил Малышев, не сводя глаз с двери.

– Вместе с тобой, утром еще, – тихо ответил Артур. – Купил маме лекарства, оплатил коммуналку за квартиру… Потом заехал в торговый центр, присматривал телефоны… После этого мне позвонил Лешка и предложил заехать, чтобы забрать лекции. А остальное ты знаешь…

– Знаю, – кивнул Сергей, толкнув ворота. Он быстро прошел по дорожке, выложенной гранитной плиткой, поднялся на крыльцо и распахнул дверь, которая тоже оказалась незапертой.

– Что за дерьмо, копать-хоронить? – прошептал он, увидев в прихожей темно-красные капли. Их было много, на полу и стенах, словно кто-то исступленно разбрызгивал из пульверизатора багровую краску.

Артур пугливо выглянул из-за спины отца.

– Папа, что… – с тревогой начал он, но Сергей, обернувшись, прижал палец к губам. Глаза Артура расширились.

– Молчи, – хрипло приказал отец, и тот послушно закивал головой.

Малышев быстро прошел по коридору в сторону спальни. Цепкий взгляд отмечал все – и разбитую вазу на полу, и сдвинутый с места комод (за который наверняка цеплялись чьи-то руки), и подсохшие разводы крови, свидетельствующие о том, что жертву волочили, и волочили, судя по всему, в спальню…

Он открыл дверь и, оказавшись внутри, замер в оцепенении.

Звериный крик рвался наружу, яростно хриплый, рвущий гортань в клочья, и лишь громадным усилием воли мужчина смог подавить его. Горячее дыхание с клекотом вырывалось сквозь стиснутые зубы, кулаки сжались с такой силой, что задубевшие костяшки стали белыми.

– Папа? – пискнул за спиной Артур.

– Не заходи сюда, – процедил Малышев. Он медленно приблизился к залитой кровью кровати. Обезглавленная Ольга лежала совершенно обнаженная, беспомощно раскинув в стороны костлявые ноги. Вся внутренняя поверхность бедер была вымазана запекшейся кровью, а из влагалища высовывалась рукоятка бейсбольной биты. Кисти рук женщины были намертво приколочены толстыми гвоздями к изголовью кровати.

Малышев подошел к растерзанной жене вплотную, молча глядя на ее изуродованное тело. В мозгу, распуская ядовитые миазмы, медленно поднималась пурпурная волна бешенства. Испепеляющего бешенства, дикого, беспримесно-первобытного, от которого веяло едким дымом и запахом сочащегося кровью мяса.

«Кто?!! – гулко долбилось у него в висках. – Кто поднял руку?!!»

Артур, бледный, как талый снег, робко заглянул в спальню. Сделав пару шагов, он в ужасе уставился на мертвую мать.

– Чт… что… ма… – заикаясь, проблеял он. Ошеломленное лицо парня накрыла густая тень, его качнуло в сторону, колени подогнулись, и он рухнул в обморок. При падении Артур задел ухом выдвинутый из комода шкафчик, разорвав мочку.

Сергей брезгливо посмотрел на бесчувственного сына.

– Слизняк, – сплюнул он, даже не двинувшись в его сторону.

Взгляд мужчины переместился на бейсбольную биту, торчавшую из остывшего тела жены. Ему стоило огромного труда не выдернуть громадную палку наружу. Хотя бы потому, что он прекрасно осведомлен, что в таких случаях ничего трогать нельзя – на орудии убийства могут остаться отпечатки пальцев убийцы.

«Как бы я ни относился к Ольге, никто не вправе творить подобный беспредел в моем собственном доме… с моей собственной женой», – подумал Сергей, в ярости сжимая и разжимая кулаки. Он смотрел на худые ноги Ольги, испещренные темными прожилками, на ее обвислые груди со сморщенными сосками, на ее костлявые руки с облезлым лаком на ногтях, на выступающие ребра…

– Да. Она была наркоманкой. Тенью от собственной тени, – хрипло произнес Малышев вслух. – Но это было моим. Это было мое. Слышите?!

Он с яростью посмотрел наверх, словно его кто-то мог услышать. С трудом переборов искушение выдернуть биту наружу, Сергей вышел из спальни. Еще находясь у кровати, он мысленно набросал в своем воображении вероятную картину происшествия.