Неважно, как именно убивали евреев. Важно, что около 6 миллионов человек были убиты только из-за их национальной принадлежности.

Когда дело дошло до «окончательного решения», Геринг неоднократно спасал из концлагерей своих знакомых евреев и друзей Эмми, особенно из числа актеров, хотя и ворчал всякий раз:

«Ты стравливаешь меня с Гиммлером!»

Об этом существуют показания, подтвержденные присягой, в том числе и прозвучавшие на Нюрнбергском процессе.

Никакого неразрешимого противоречия в этих фактах нет. Геринг вполне разделял позицию Гитлера о необходимости физического искоренения еврейского народа, оттого и подписал в 1941 году приказ Гейдриху о претворении в жизнь «окончательного решения». Но сам Геринг был по природе человеком не злым, и потому готов был выручить из беды и отправить за границу лично ему симпатичных евреев, а также тех, за кого просили жена, родные и друзья. Может быть, именно просьбы Геринга навели Гиммлера на мысль, высказанную им в печально знаменитой речи перед высшими чинами СС в ноябре 1943 года в Познани. Тогда рейхсфюрер говорил, что к нему подходят и просят за своего, «хорошего» еврея, но что если таких просителей будет слишком много, то не будет никакого «окончательного решения». Буквально это звучало так:

«Между собой мы будем говорить совершенно откровенно, но публично никогда не станем упоминать об этом… Я сейчас имею в виду эвакуацию евреев, истребление еврейского народа. «Еврейский народ будет истреблен, — утверждает каждый член нашей партии, — и это вполне понятно, ибо об искоренении евреев, об истреблении их записано в нашей программе. Мы делаем это». И вот они приходят — восемьдесят миллионов честных немцев, и у каждого есть свой порядочный еврей. Конечно, все другие — свиньи, но данный еврей — первосортный. Ни один из тех, кто так говорит, не видел и не переживал этого. Большинство из вас знает, что такое сто трупов, лежащих рядом, или пятьсот или тысяча лежащих трупов. Выдержать такое до конца и при этом, за исключением отдельных случаев проявления человеческой слабости, остаться порядочными людьми — вот что закаляло нас. Это славная страница нашей истории, которая не написана и никогда не будет написана».

* * *

Еще в 1938 году, по свидетельству фон Белова, «зенитная артиллерия и постройка бомбоубежищ стояли у Геринга на втором месте по сравнению с самолетостроением. Но Гитлер требовал, чтобы им уделялось такое же внимание, хотя Геринг постоянно старался убедить его, что истребители — это наилучшая оборона от налетов вражеской авиации. Когда в 1943–1945 годах германская противовоздушная оборона оказалась несостоятельной, фюрер, указывая на свои директивы, изданные еще 1938 году, бросал Герингу и люфтваффе тяжкие обвинения. Он предвидел то, что отрицали специалисты.

В 1943 году исход войны был уже решен, и Геринг, очевидно, это понимал. Никакие меры по совершенствованию люфтваффе уже не могли помочь Германии устоять против сил ее противников. А потому Геринг решил испить чашу жизни до дна и все больше времени уделял чревоугодию и другим развлечениям».

По свидетельству фон Белова, когда началось строительство бомбоубежища под зданием рейхсканцелярии, Гитлер «потребовал, чтобы для крыши была предусмотрена бетонная плита толщиной минимум 3 метра, а для стен — 2,5 метра. Однако руководители постройки придерживались указаний соответствующих управлений министерства авиации, которое имело на этот счет другие взгляды, распространенные среди специалистов. Поэтому оно вело строительство по другим масштабам, не соответствовавшим требованиям Гитлера. Что же касается министра вооружения Шпеера, то он был заинтересован в таком проекте, который позволял сэкономить время, и, ни о чем не подозревая, просил фюрера решить этот вопрос. Тот возмутился устаревшими представлениями геринговского министерства и обрушился с тяжкими упреками, однако тогда еще не на самого Геринга. Объектом гнева фюрера стал начальник одного из управлений министерства. Его фамилию и этот инцидент Гитлер не забыл до конца войны и часто вспоминал, когда набрасывался на люфтваффе.

Осенью 1938 года Геринг и помыслить не мог, что когда-либо найдется воздушный флот, превосходящий германский. Да и сама война находилась для него где-то за пределами вероятного. Хотя он и принял всерьез указание Гитлера увеличить люфтваффе в пять раз и давал управлениям своего министерства и авиационной промышленности соответствующие приказы, возможность осуществления этого вызывала у него сомнение.

Я спросил Ешонека, за какой срок можно осуществить эту программу. Он, как и прежде, рассчитывал примерно на два года. Обеспечение горючим и подготовка летных кадров — вот что составляло главную заботу Генерального штаба люфтваффе. Ешонек поддерживал выпуск уже производившихся типов бомбардировщиков. Стандартом должен был оставаться «Ю-88». По данным же Удета, более многообещающим являлся «Хе-177».

На основе требований Гитлера Геринг хотел дать заказ на выпуск большой серии «Ю-88» фирме «Юнкерс». Ешонек же, как и некоторые специалисты в техническом управлении, знал, что далеко не все «детские болезни» этого типа самолетов уже преодолены. Однако генеральный директор фирмы «Юнкерс» Генрих Коппенберг не пожалел сил для того, чтобы в целях производства крупной партии этих бомбардировщиков устранить все претензии испытательных органов люфтваффе. Удет полностью доверял ему, а Геринг и Ешонек — Удету. Сомневался только Мильх. Конструирование «Хе-177» было подобно уравнению с несколькими неизвестными, особенно из-за четырех моторов, установленных по два. Первый образец должен был взлететь летом 1938 года, но на серийное производство можно было рассчитывать не ранее 1940 года.

У меня сложилось впечатление, что Ешонек хочет своей информацией развеять мое сомнение насчет осуществимости программы вооружения люфтваффе. Но мне было ясно: выполнить программу выпуска истребителей можно, только производя уже зарекомендовавший себя «Ме-110». Попытку осуществить программу за счет выпуска в первую очередь «Ю-88» и «Хе-177» я считал трагической ошибкой и не скрывал от Ешонека своего намерения обрисовать фюреру ситуацию такой, какой она, по моему мнению, являлась в действительности. Это, как казалось мне, больше отвечало смыслу указания Гитлера и интересам люфтваффе.

Предварительные проработки генштаба и анализ на основе военной игры показали неготовность люфтваффе к воздушной войне против Англии в данный момент. В первую очередь у нас не было бомбардировщиков с качествами, необходимыми для дальнего подлета через море, с достаточной глубиной вторжения и соразмерным бомбовым грузом. Геринг об этом и слышать не хотел, заставляя Генеральный штаб люфтваффе как можно быстрее осуществить приказанное Гитлером пятикратное их увеличение. Я уговаривал Ешонека воздействовать на Геринга таким образом, чтобы он не поддакивал фюреру, а представил ему реальные данные о мощности люфтваффе».

Фон Белов пишет: «О бомбардировщиках «Ю-88» и «Хе-177» Гитлер имел ясное представление, но считал, что «Ю-88» уже достаточно опробован и потому полностью применим. Мои же