— Утешься, старик. Его убил не ты, а мой ум.

Не боясь возмездия, Перерим поднял голову.

— Ты видишь?

— Конечно!

— Ты лжешь!!!

Переход от скорби к ярости быт настолько резок, что Гаврила отшатнулся.

— Но даже если это правда, я все равно убью вас… Всех….

— Не думаю, чтобы это у тебя получилось, но попробуй…. — нарочито спокойно сказал богатырь — Вдруг чего и выйдет?

Он посмотрел на друзей. Исин, смешно вытягивая шею прислушивающихся к разговору, а Избор размахивал руками, стараясь привлечь внимание Масленникова.

— Что еще? — спросил Гаврила, надеясь, что Избор его поймет.

Тот не решаясь говорить сделал несколько подгребательных движение руками, а потом резко опустил кулак, словно вбивал в землю незримого противника. Гаврил все понял и кивнул, но вовремя сообразив, что воевода его не видит, сказал.

— Годится!

Убив Никулю руками Перерима, Гаврила должен был найти другие руки, способные справиться с оставшимся слепцом. Надежды на то, что тот устыдиться такой жизни и сам зарежется у него не было никакой. Услышав голос богатыря, старец насторожился. Он кошкой прыгнул к нему и разрезав воздух где-то на уровне горла спросил.

— Что годится?

— Годится любой способ, чтобы расправиться с тобой, грязный наемный убийца!

Перерим не стал тратить время на ответ, а вместо этого прыгнул еще раз, но и тут у него ничего не вышло. Тогда он нащупал позади себя камень и уселся, привалившись к нему спиной.

— Ты не воин! — сказал он со спокойным сарказмом. — Ты трус! Ты ведешь себя так, словно тебя тут и нет.

Гаврила рассмеялся и чтобы еще больше разозлить старика сказал.

— Твой мир темен и узок. Ты даже не в состоянии понять насколько ты прав! Меня тут действительно нет. Все это время вы сражались с голосом.

Перерим нерадостно рассмеялся.

— Ты не только трус, но еще и лгун!

— Ты не веришь мне? — усмехнулся Гаврила, потрогав рукоять меча.

— Что же ты — дух? — вопросом на вопрос ответил Перерим.

— Да! — Ответил Гаврила, впервые за последние два дня наслаждаясь свои странным состоянием. — Дух! Бессмертный дух!

Старик не поверил ему.

— Ели тут и есть дух, то это кто-то из твоих молчаливых приятелей. Чесночный дух. Другого духа тут нет.

Как не хорохорился старик Гаврила понял, что эту схватку он выиграл. Это понимал и слепец. Изменить тут что-то могло только чудо.

И старик попытался его совершить.

Тонко взвизгнув он вдруг подскочил в воздух и крутясь волчком начал ножом пластать воздух вокруг себя. Сеющим смерть колесом слепец прокатился по земле успев прорезать воздух в сотне мест, но возраст брал свое и движение его замедлялись, замедлялись, замедлялись и, наконец, остановившись сел на землю.

Гаврила все время державшийся рядом сказал ему прямо в ухо.

— Вон ты оказывается какой… Плясун!

Старец ничего не ответил. Ему было не до того. Он тяжело дышал, вытирая пот, ручейками бежавший по морщинистому лицу.

— Устал? — спросил Гаврила.

Дела ему до старческого самочувствия не было. Он стоял и думал как бы половчее ему подвести Перерима под кулак Избора. Он кусал губы, чесал голову, но нужная мысль туда не приходила. Старик же тем временем безучастно сидевший что-то бормотал и шевелил руками. Набормотавшись он опустил с колен руки со старческими набухшими венами и только тогда ответил.

— Все равно мой верх будет! За мной сила и могущество! А за вами что? Чесночный дух?

Он замолчал и медленно поднялся. Гаврила понял, что старик так и не поверил ему и что он снова хочет начать игру в смертельные жмурки.

«Что же», — подумал Масленников — «Если ему так хочется…»

— За нами? За нами Вера и Правда! — сказал Избор. Это были его первые слова, с тех пор, как волшебный огонь ослепил их. Гаврила быстро посмотрел на него. Свесившись с камня он, сложив губы трубочкой, дул прямо перед собой. Перерим почувствовал запах и исполнился надеждой добраться до Избора.

— Вера и Правда? — повторил старик недоверчиво. Он медленно двигался по направлению к запаху… — Нет за вами ничего… Кроме яйца вашего поганого…

Он засмеялся довольно, словно именно этого требовали от него остроголовые, а не похищения талисмана. Внутри у Гаврилы похолодело, словно в брюхо кто-то положил некрупную льдину. Он слышал старца, видел его, но ничего не мог с ним поделать. Он даже не мог напугать слепца, как напугал давешних разбойников. И в этот момент Избор оттолкнувшись ногами от камня, упал сверху на старика. Чутье Перерима оказалось необычайно тонким! Каким-то чудом он почувствовал движение воеводы и шарахнулся в сторону. Нет! Он не сделал попытки убежать! В расчете на то, что его противник неизбежно свалится на землю, он только отступил на шаг. Так бы оно и получилось, если бы Избор просто прыгнул, но он, не видя противника, прыгнул, расставив руки в стороны. Слепец увернулся от правой руки, но попал под левую. Она пронеслась и ударила того прямо по шее. Перерим ахнул, и под радостный вскрик Гаврилы — Опять пополам! — не то пролетел, не то пробежал, не то просеменил четыре шага, но потом ноги его вдруг ослабли и на пятый шаг сил уже не хватило, и он упал.

— Где он?

— Тут! — Гаврила показал рукой где именно.

— Не шути, — зло сказал Избор. — Живой?

— Добегу — узнаю.

Исин, напряженно водивший перед собой мечом, облегченно рассмеялся.

Старик умирал. Голова его была неестественно повернута в сторону и Гаврила, не мало повидавший в своей жизни смертельно раненых, с первого взгляда определил, что дело там плохо. Для слепца разумеется. Избор сломал незадачливому убийце шею. Старец отходил. Он уже не принадлежал этому миру. Смерть наложила на него отпечаток благостности и теперь глядя на него Гаврила не мог поверить, что перед ним наемный убийца. Старческие руки и ноги подергивались, губы что-то шептали. Гаврила склонился к чуть двигающимся губам.

— Иосиф! Иосиф! — шептал старец. Голос его терялся в шуме ветра, слабел, но пока губы могли шевелиться, он все время повторял — Иосиф! Иосиф!

Слушая старика, Масленников совсем забыл про друзей.

— Где ты? Что там? — не выдержал воевода.

Масленников поднялся с колен.

— Готов! — довольно сказал он. — Сейчас остынет…

— Точно?

— Спускайтесь, погрейтесь, пока теплый…

Избор сам вниз не слез, но ноги спустил. Его сапоги двумя комьями грязи висели над землей, и, ощущая их тяжесть, он стал рукой снимать корку налипшей земли. Вполне доверяя Гавриле, как человеку опытному в военном деле, и, особенно в деле нанесения всяческих ран и увечий, он перестал беспокоиться о старике.