– С мыслями собраться, – улыбнулся Арсений.

– Я в порядке…

В кабинете УЗИ Арсений остался сидеть за ширмой. Я разделась и легла на кушетку. Смотря на экран, слушала специалиста, проводящего свои замеры.

Сердце сжалось от неверия. Вот эта темная фасолина на экране и есть мой ребенок? Такой крошечный!

Мне захотелось бы увидеть выражение лица Арсения в этот момент. Понять, что он чувствует. Так же растерян и ошеломлен, как я, или испытывает другие эмоции?

– Сейчас вы услышите, как бьется сердечко вашего малыша.

Звук был частым-частым и громким, усиленным динамиком специальной аппаратуры. Сердечко крошечного человечка трепыхалось. Стук отдавался эхом в ушах. Я ничего не слышала, кроме него.

Тук-тук-тук-тук…

Где-то во мне. Часть меня.

– Можете сесть.

Я села и оделась. Провела по щеке, стирая слезинку.

Эмоций было много. Я потерялась в них, как в бушующем море. Сидела на кушетке, полностью одетая, и не могла пошевелиться.

– Можно? – голос Арсения.

– Да, конечно. Ваша супруга уже одета. Результаты исследования мы направили врачу, который наблюдает беременность Алены.

По плечам скользнули горячие ладони Арсения. Сухие, обжигающие даже через ткань тонкой блузки.

– Пойдем, – ласково подтолкнул в спину. – Все же хорошо?

– Да, хорошо, – стряхнула оцепенение, заставляя себя передвигать ноги.

Я мало что видела перед собой.

Черно-белая кафельная плитка на полу напоминала шахматное поле.

Турнир, в котором я совсем недавно получила шах и мат. Проиграла своему нежеланию вынашивать этого ребенка.

Тук-тук-тук…

Так просто. Так сложно. Так трогает за душу, что хочется плакать.

Я плачу. Тихо-тихо. Перед глазами все расплывалось.

Арсений чертыхнулся, утянул меня в какой-то боковой коридор. Обнял за плечи и впечатал в грудную клетку. Не позволил отстраниться. Мне и не хотелось.

– Все хорошо, Ален. Не плачь. Ну же…

У Арсения голос странно ломкий. Или мне просто так казалось, пока я глухо рыдала в его белоснежную рубашку, пачкая потекшей тушью. Крепко цеплялась за него пальцами. Не обнимала, просто держалась, как утопающий за спасательный круг.

Арсений обнимал крепко, за двоих. Успокаивал. Говорил несусветную и невозможно нежную чепуху. Таких нелепостей в жизни не бывает, а он говорил и говорил, не замолкая.

Я успокоилась спустя несколько минут. Мне стало неловко за непроизвольный всплеск эмоций. Арсений ловко расстегнул сумочку и протер влажными салфетками мое лицо.

– Я испортила твою рубашку. Извини…

– Глупая. Какая, к черту, рубашка, когда ты спасла мне жизнь?

Я отстранилась от Арсения, привела себя в порядок, проведя много времени перед зеркалом в туалете. Глаза остались покрасневшими и припухшими. Заметно, что плакала, как ни старайся скрыть следы слез на щеках.

– Отвезу тебя домой, отдохнешь, – предложил Арсений.

Сегодня мы были без водителя, вдвоем. Я привычно залезла на заднее сиденье. Арсений тоже совладал с эмоциями и выглядит собранным и спокойным.

Я была смущена из-за всплеска эмоций.

– Я читал, что при твоем сроке это нормально, – заметил Покровский, словно подслушивал мои мысли. – Гормональный всплеск, перепады настроения, сонливость.

– Читал? – удивилась я.

– Удивлена? – бросил на меня взгляд через зеркало заднего вида. – Усердно готовлюсь стать отцом. Хочу понимать, что происходит с тобой и с нашим малышом.

С нашим малышом…

С нашим…

Я теперь не смогу игнорировать мысли о рождении ребенка. Он еще совсем крошечный, но меня только от звука сердцебиения пробрало до глубины души. А что будет, когда он начнет толкаться ножками и ручками?

Потом я должна родить и отдать его. Смогу ли?

Впервые задумалась об этом и сердце кольнуло тоской…

* * *

Когда перешагнула порог дома, ждала, что Арсений попрощается и уедет сразу же, но вместо этого он так же разделся, оставив верхнюю одежду.

– Хочу побыть дома, – пояснил с легкой улыбкой. – С тобой.

Не прогонять же его. Он в своем доме, поэтому вправе находиться здесь круглыми сутками, хотя я предпочла бы побыть одна…

Или Арсений прав? Когда он мелькает у меня перед глазами, я перестаю проваливаться в топкие, грустные мысли. Перестаю анализировать и взвешивать, перемалывать одно и то же…

Арсений меня отвлекал. Он способен увлечь разговором – у него это хорошо получалось. После обеда мы смотрели фильм на экране домашнего кинотеатра. Наше общение было не такое напряженное, как раньше, и больше напоминало приятельское.

Если бы не…

Если бы не красноречивые взгляды Арсения, полные голода.

Я чувствовала его очень хорошо и понимаю намеки, пусть у меня не было никакого сексуального опыта. Но я ощущала очень пристальное внимание Арсения с сугубо мужским интересом.

– На прогулку?

Я опять согласилась. Мне было легко проводить время с Арсением. Внезапно, с легким смехом Арсений предложил подумать об именах ребенку. Я отказалась, думая, что Покровский предложил это в шутку.

Но промелькнувшая грустная тень в голубых глазах говорила об обратном. Я опять запуталась в мыслях об истинных интересах Арсения.

Иногда мне казалось, что для него ребенок – всего лишь прихоть. Но в другой раз Покровский казался мне искренним, до мурашек на коже.

После возвращения предположения об интересах Покровского развеялись. Он помог мне раздеться, я уже привыкла к такому вниманию с его стороны. Но оказалась неготовой к тому, что Покровский внезапно сгребет меня в объятия и начнет покрывать поцелуями лицо.

Щеки, глаза, уголки губ – быстро, напористо, жадно.

Горячечный жар сильного мужского тела ощущался как жар раскаленной докрасна печи. Обжигал и волновал невероятно сильно.

– Арсений… – уперлась ладонями в его грудь, отодвигая. – Прекрати!

Он остановился, посмотрел пьяным взглядом на меня, спросив осипшим голосом:

– Почему? Я думал, что ты уже не боишься меня.

– Не совсем. Я не готова к такому. И не уверена, что захочу…

Арсений шумно выдохнул, повесив голову. Но объятий не разжал, привлек к себе, наклонился и начал водить губами по шее – от яремной впадины до уха, до волос, по щеке и обратно – на нежную кожу шеи.

– Когда ты оттаешь, Бабочка? Твоя зима затянулась надолго. А я тебя хочу хотя бы поцеловать. Просто поцеловать. Это так мало. Один крошечный шаг. Можно?