фирму-поставщика найти не удастся. Связать с заводом тоже. Она окажется проданной или реорганизованной.

– Нужно заменить упаковку, – предостерег Вова.

– Наоборот, – запальчиво отринул эту идею Аркашка. – Они получат сырье в упаковке нашего завода. Все как обычно. Поэтому ничего не заподозрят и не станут проверять качество. Мешки могут смешаться с такими же, только из другой партии. И тогда Баянов может наступать на одни и те же грабли неоднократно.

– Хороший план, – согласился Вова. – Если Баян полезет, придется воспользоваться твоей помощью, – серьезно заметил он. – Этого отморозка нужно как-то остановить.

Но внезапно Илья перестал интересоваться Вовкиным производством, как будто его и не было. Молоканов, конечно, вначале боялся каждого чиха, но потом, решив, что помогли принятые меры безопасности, постепенно успокоился. И вот на тебе! Давний враг решил зайти с другой стороны и чуть было не поставил Молоканова на колени, приготовившись кинуть на плаху никчемную голову новоявленного отца семейства.

План Аркашки имел, конечно, свои недостатки, но лично Вове казался гениальным. Друг собирался продать Баяну сырье для преформы и бутылок, добавив в каждую упаковку легкоплавкие гранулы для производства пакетов. А во время сушки сырья, когда температура поднимется свыше ста сорока градусов, легкоплавкие гранулы превратятся в жидкость и забьют пористые барабаны, превратив оборудование в груду металлолома. Вова криво усмехнулся. Очень хороший план. Замечательный. Молоканов сразу вспомнил о нем, как только выяснилось, что у Ритки пропало молоко.

«Хватит! Час мести пробил!» – сам себе наказал Владимир Петрович и тут же рассмеялся. Вышло слишком официально и пафосно. Он отмахнулся от невеселых мыслей и уставился вдаль, где виднелось колесо обозрения, украшенное к празднику разноцветными гирляндами. И с большого расстояния казалось, что между небом и землей парит волшебный яркий светящийся диск.

«Нужно вытащить семью в парк. Погулять, пока не убрали новогодние украшения», – про себя решил Владимир Петрович. Он представил, как весело залопочет сын и потянет ручонки к переливающимся огоньками фигуркам животных, установленных на центральной аллее.

«Можно даже сфотографировать Ритулю с Санькой около огромных новогодних шаров, искрящихся от разноцветных лампочек», – мысленно прикинул Молоканов и уже собирался вернуться в квартиру, как телефон снова ожил.

Звонила маман.

– Ну наконец-то, Вова, – с придыханием начала она. – Никак тебе дозвониться не могу!

Владимир Петрович принялся судорожно перебирать список пропущенных вызовов. Там скопилось много звонков. Первой среди безответных лидировала Лиза Талахадзе, потом сам Юрец, Аркашка звонил… Молоканов вспомнил, что пару раз звонила Ириска, но ей он пробурчал что-то нечленораздельное, а потом отправил сообщение по вацапу, чтобы старшая сестра не беспокоилась. А вот мама… Вова понял, что даже не обратил внимания. В который раз стало стыдно, но он тут же купировал приступ самобичевания, услышав в голосе матери трагические нотки.

«Не звонила ни разу», – догадался он, зная, к чему ведет весь этот театр одного актера.

И точно! Галина Васильевна тяжело вздохнула, будто прощая.

– Слава богу, что сейчас ответил! – выписала мать индульгенцию и тут же бодро заявила: – Вова, Катенька сломала руку, нужно ее из травмопункта забрать.

– Я не могу, – отшил Молоканов, втайне молясь, чтобы от него поскорее отстали.

– Она позвонила, попросила, – запричитала мать.

– Почему именно тебе? – не выдержал Вова. – У нее есть младший брат. Отец. Все на машинах.

– Ох, – завелась маман. – Нет в тебе милосердия!

– Милосердие – поповское слово, – хмыкнул Молоканов голосом Жеглова, вспомнив цитату из любимого фильма.

– Тебе бы все шутить! – укорила мать. – А я хочу, чтобы ты женился, родились бы внуки.

– Я женился, и у меня растет сын, – нетерпеливо ввернул Вова, в глубине души понимая, что момент не самый подходящий.

– Прекрати! – закричала мать. – Все твои дурацкие шутки и выходки. Когда ты, наконец, повзрослеешь!

– Я навсегда останусь твоим ребенком, мам, – спокойно заверил Молоканов.

Мать негодующе фыркнула и отключилась.

Вова, улыбаясь, вошел в комнату и, чмокнув Ритку в мягкую ямочку ключицы, предложил:

– Давай выпьем что-нибудь! А то скоро в загс, а мы еще помолвку не отпраздновали.

– Давай, – быстро согласилась Маргарита.

– Что ты будешь? Есть красное вино и виски.

– Шампанское. Я в холодильнике видела бутылку.

Вова тут же открыл дверцу и удивленно воззрился на «Мондоро», одиноко лежавшую на полке.

«Как она тут оказалась? – Он мысленно почесал затылок, но так и не вспомнил, чтобы заранее ставил шампанское в холодильник. А потом словно кольнула догадка. Пирожки Катерина напекла и бутылочку в холодильник, должно быть, заранее припрятала. – Спасибо, Катя!» – про себя поблагодарил он и, захватив бутылку и два бокала, вернулся к Маргарите.

Они валялись в постели, которую так и не удосужились убрать, пили игристое вино и, словно дети, следили за пузырьками, поднимающимися на поверхность запотевших бокалов. Ленивые ласки чередовались с такими же ленивыми речами, и только грохот Санькиных погремушек не давал никакой возможности перейти к более решительным действиям.

– Я так больше не могу, – протянула Маргарита и попыталась встать.

– Я тоже, – заверил ее Молоканов, даже не подумав отпустить.

– Ты о чем? – лукаво поинтересовалась Ритка.

– О перегреве всего организма, – усмехнулся Вова. – А ты?

– А я про рок-концерт, – кивнула она в сторону кроватки и быстро забрала оттуда Саньку.

– Я как-то маленькому Жорику Талахадзе барабан подарил, – признался Владимир Петрович и расхохотался. – Лизка потом сильно ругалась.

– Так ей и надо, – смеясь, возвестила Рита.

– Ритуль, – неожиданно попросил Молоканов. – Я с Юркой с первого курса дружу. Он же не виноват, что влюбился в стервозину.

– Это ты к чему? – удивилась Маргарита.

– Придется их на свадьбу пригласить, – осторожно начал Вова.

– Да, зови, мне-то что! – отмахнулась она. – Только, пожалуйста, не проси меня сразу с ней общаться, как будто ничего не случилось. Я так не смогу.

– Хорошо, – кивнул Молоканов и прижался губами к виску любимой. – Тяжело тебе пришлось?

– Проехали, Володя. – Рита посмотрела на него твердо и решительно. – Главное, ты мой! А остальное не важно. Мы пошли по извилистому пути, но не сдались и не свернули.

– Потому, что любим друг друга, – пробурчал Молоканов, принимая в свои объятия Саньку, вздумавшего переползти с материнской груди на отца.

Он радостно гулил, дергал Вову за нос, а потом случайно скатился, плюхнувшись на Маргариту. Ребенок рассмеялся и снова забрался на Молоканова, а потом, перевернувшись, покатился в объятия матери. Ритка рассмеялась вслед за сыном.

– Изобретатель растет, Ритуль, – улыбаясь, протянул Молоканов. – Придумал веселые горки.

Ритка вместе с сыном прижалась к Молоканову.

Он потерся носом о ее макушку и уже собрался выдать что-то глубокомысленное, как на стене зазвонил домофон.

Маргарита дернулась, понимая, что явились незваные гости.

– Лежи, – пробурчал Владимир Петрович. – Мы никого не ждем.

– А вдруг это кто-то из твоих