Мы скакали до вечера, преодолев около тридцати верст. Устали изрядно и, увидев брошенные избы небольшой деревеньки, заночевали.

Насколько я помню, это была последняя деревня перед Диким полем. Здесь кончалась Русь, и начинались владения татар. Казанские татары, крымские татары, ногайцы бороздили эти места, считая их собственностью Орды, хотя как таковая Орда уже распалась на множество улусов и ханств. Вот только привычки великоимперские у татар остались. Надо выбивать. Сильно пока Крымское ханство, не хватает сил у русаков разбить осиное гнездо, но достойный отпор мы давать уже научились.

Встав на заре, позавтракав сухарями с салом и запив водой, я решил разведать путь на коне, о чем и сообщил Петру.

– Валяй, только недолго.

Оставив на его попечение тяжести – щит и копье, я поднялся в седло. Изумрудную зелень деревьев и трав прорезала черная полоса земли. Шла она, огибая овраги да речушки, почти не петляя по Дикому полю на юг, в Крым.

Это мы здорово наладили супостата, что он без оглядки рвет домой. От основного пути никаких ответвлений в стороны, к другим русским городам, не было. Я решил еще немного проскакать вперед. Вдали показались столбы пыли. Приблизившись я увидел отступающих татар. Только картина разительно отличалась от той, что я видел две недели назад. У многих всадников уже не было заводных коней – потеряны в боях, может быть и съедены – удирали-то без припасов, самим лишь бы ноги унести. Да и численность разбитых татарских полчищ едва ли достигала половины, а то и трети от первоначальной. Обоза при них не было – с ним от преследования не оторваться, хотя и преследования не было. Ну и черт с ними, баба с возу – кобыле легче.

Вдали, слева показалась знакомая излучина реки, рядом – изба. Так это же наша застава. Любопытно посмотреть. Надо же – цела. То ли не нашли, то ли жечь не стали, решив, что им самим пригодится.

Я пустил коня шагом, приблизился поближе. Чу! У коновязи татарские кони – маленькие, мохнатые, не знавшие подков и стремян – злые, как и сами татары. Я пересчитал коней – шесть. Интересно, всадников тоже шесть, или трое с заводными конями? Я осмотрелся. Были, конечно, следы пребывания посторонних – конский навоз, какие-то тряпки рваные на обочине тропинки.

Медленно, стараясь не шуметь, приближался я к ограде заставы. Ворота нараспашку, из избы – голоса татарские. Вроде спорят – не поделили чего? Сейчас я вам помогу.

Сзади раздался хруст ветки. Спину обдало холодом. Татарин? Как же я так опростоволосился? Все это пронеслось в голове в одно мгновение, а тело уже среагировало – я резко ушел влево, но все равно удар по затылку был очень силен. Из глаз посыпались искры, голова закружилась, и я провалился в темноту, лишившись сознания.

Сознание возвращалось медленно. Сначала вернулся слух. Глухо, как из-под воды, слышались невнятные голоса. Когда шум в ушах немного стих, голоса стали слышны отчетливее. Речь была явно татарская. Где это я? С трудом, как наутро после обильной выпивки, вспомнил, что подбирался к избе сторожевой заставы, а дальше – темнота.

Надо приоткрыть глаза. Удалось это тоже с трудом, от удара глаза заплыли и веки еле разомкнулись. Наверное, я и сам сейчас похож на татарина, с узкими глазами-то.

За столом сидело четверо татар, они жадно ели руками горячее, только что сваренное мясо. От котла еще шел пар. А котел-то наш, что мы бросили, когда уходили конные налегке. Вот сволочи!

Подташнивало. Точно, сотрясение мозга. Сейчас бы полежать несколько дней на больничной коечке, отдохнуть. Да не получится отдохнуть.

Один из татар, заметив, что я открыл глаза, подошел и пнул меня ногой. От боли я снова чуть не потерял сознание, в голове как колокола зазвенели.

– Что, урус, очухался, собака! Шпионил за нами! Сейчас мы с тобой поиграем – пожалеешь, что родился.

Я попробовал пошевелить руками. Запястья были туго стянуты веревкой, я их почти не чувствовал. Неужели так долго провалялся без сознания?

Татарин подошел ближе и хлестнул меня камчой. Хорошо, что я успел вовремя среагировать и отвернул лицо, иначе быть бы мне без глаза. И так жесткая кожа плетки рассекла ухо и часть щеки, по щеке поползла теплая струйка крови.

– Не нравится, собака? Сейчас ты весь кровью изойдешь!

Он еще раз меня пнул и, отойдя к своим, принялся грязными руками хватать куски мяса и, громко чавкая, жевать.

Я опустил глаза вниз. Сабли и ножа на поясе не было. Да и смешно было бы ожидать, что татары забудут снять с меня саблю. Вон, лежит на столе, мне снизу виден лишь кончик ножен. Надо что-то срочно придумывать, а то пожрут и примутся удовлетворять свои извращенно-кровавые наклонности. Для них кровь, крики жертвы, смерть инородца – слаще пареной репы. Думалось плохо, болела голова.

Полежу чуток, отойду от удара. Как мог, я шевелил кистями, стараясь разогнать кровь и вернуть чувствительность рукам. На руки вся моя надежда.

Доев мясо, татары сытно рыгнули, обтерли жирные руки об одежду. Халаты на их животах и так уж были изрядно засалены. Поднявшись, все вышли во двор.

Татарин, что пинал меня, схватил за шиворот и волоком вытащил из избы, пересчитав ступеньки лестницы моими ребрами. Я чуть не взвыл. Садист хренов! Его я решил убить последним – пусть увидит, как умрут его сотоварищи.

Меня привязали к столбу у ворот, разорвали рубаху. Один из татар отвязал от седла лошади длинный кнут из бычьей кожи. Толстенный кнут, таким при умелом ударе можно и убить, переломив хребет. Татары встали в полукруг, предвкушая развлечение после сытного обеда с явно украденным где-то барашком. Они лопотали на татарском.

Татарин с кнутом покачивался с пятки на носок, внимательно приглядываясь ко мне. Наверное, решал – куда и как получше ударять, чтобы доставить удовольствие сородичам.

Я весь обратился во внимание. Если пропущу удар, то может статься, что уйти живым не удастся. Вот татарин отвел далеко назад руку с хлыстом. Как только его рука пошла вперед, я напрягся и шагнул назад, сквозь столб, затем сразу же сбросил веревку, стягивающую руки. Хлыст ударил по столбу, а не по телу и обвил столб несколькими кольцами. Я ухватился за хлыст и резко дернул его на себя. Кнут был хорош, и на ручке его имелась ременная петля, которую татарин надел на свою руку. Это его и сгубило. От резкого и неожиданного рывка он сделал шаг вперед и упал на землю. Пока он не очухался, я бросился к нему, выхватил саблю из ножен и ударил его по шее. Татарин в агонии задергал ногами, взбивая пыль.

Пока длился этот короткий спектакль, остальные стояли в оцепенении, силясь понять, что же произошло. Только что пленный стоял привязанный к столбу, и вот он уже освобожденный, а их товарищ, убитый, сучит ногами. Но все-таки они были опытными воинами. Растерянность их мгновенно прошла, все повыхватывали сабли и обступили меня полукругом. Да, ребята, тут чуток вы лопухнулись. Были бы у вас с собой луки, стрельнули разок-другой – и все дела. Но луки – в колчанах у седел лошадей, что привязаны к коновязи за моей спиной. Так что вам придется помахать сабельками в пешем строю, что для татар крайне неудобно. Всю жизнь они проводили в седле – ели, справляли малую нужду, воевали – и все это не сходя с коня. Но сейчас нет у них этого преимущества – задавить врага массой коня, его скоростью. Зато есть другое преимущество – их трое, а я один.