Из-за двери слышатся всхлипы.

— Никола, милая! Я тебя расстроил?

— Нет, — всхлипывает она. — Я сама… сама во всем виновата!

— В чем ты виновата?

Молчание.

— Никола! Как ты там?

— Я просто дура! Зачем я тебе позвонила? Ты никогда, никогда больше не будешь мне доверять!

— Да что ты, милая? Вовсе нет, обещаю. Всем нам случалось делать глупости. Мне-то уж точно.

— Дейв, мне так плохо!

— Естественно, солнышко, ты слишком много выпила.

— Нет, я не об этом. Мне стыдно. Зачем я вызвала тебя сюда? Я все испортила! Теперь тебе пришлось все рассказать Иззи. Я видела вас в окно. Не хочу, чтобы она видела меня такой. У меня вся блузка в… в… в этом самом. Она, наверно, уже меня ненавидит!

В голосе ее слышится стыд и ужас, и я мгновенно забываю, что совсем недавно на нее сердился. Мне и в голову не приходило, что она примет Фрэн за Иззи!

— Милая, Иззи здесь нет, — мягко отвечаю я. — Со мной моя подруга и коллега Фрэн. Она работает в «Крутой девчонке». Ты, может быть, читала ее статьи в журнале.

— А где Иззи?

— Она сегодня ночует у подруги. Помнишь, я тебе рассказывал про наших друзей, Стеллу и Ли? Так вот, они разошлись. Стелла очень расстроена, и Иззи поехала к ней, чтобы за ней присмотреть. А я приехал сюда, чтобы присмотреть за тобой. Наступает долгое молчание; наконец дверь открывается, и появляется Никола. Вид у нее измученный — но, слава богу, с ней все в порядке! Забыв о пятнах рвоты на блузке, я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе, и она рыдает у меня на груди. В этот миг я счастлив и горд как никогда.

Фрэн говорит, что постелет девочкам у себя в квартире на полу, а завтра утром они отправятся по домам. Через минуту мы уже садимся в такси и трогаемся в Брикстон, где живет Фрэн. Утомленная сегодняшними приключениями, Никола засыпает у меня на одном плече, а Кейша — на другом.

Без четверти десять на следующее утро я уже в редакции. Перед тем как идти на работу, я позвонил Фрэн — удостовериться, что с девочками все в порядке. Она заверила, что все прекрасно. На сегодня у меня намечена литобработка двух телефонных интервью с двумя совершенно одинаковыми мальчиковыми группами (ничего интересного они не сказали), подготовка «светской хроники», разбор почты и очередная колонка для «Femme» — так что скучать некогда. Я как раз сажусь за интервью, когда в офис влетает Дженни.

— Доброе утро, Дейв, — говорит она.

— Доброе утро, Джен.

Она подходит ко мне и присаживается на край стола.

— О Стелле и Ли ты, наверно, уже слышал?

— Слышал.

— И что об этом думаешь?

— Грустно, но что делать? Все мы понимали, что рано или поздно этим кончится. Стелла очень расстроена: Иззи сегодня ночевала у нее.

— Я, наверно, попозже ей позвоню. А с Ли ты еще не разговаривал?

— Нет.

— Почему? У мужчин не принято поддерживать друг друга?

— Ли мне нравится, но ты не хуже меня понимаешь, что больше мы его не увидим. Наша подруга — именно Стелла, а Ли был к ней дополнением. Так уж получается в жизни: когда пара распадается, продолжать дружбу можно только с одним — с тем, кого дольше знаешь. А Стеллу мы с тобой знаем гораздо дольше Ли, так что с ним лучше распрощаться.

Дженни вздыхает.

— Печально, но, наверное, ты прав. Что же мы станем делать, если вы с Иззи вдруг разойдетесь? Кто из вас возьмет опеку над старыми друзьями?

— Можешь не ломать себе голову, — твердо отвечаю я. — Мы с Иззи не разойдемся никогда.

В половине одиннадцатого появляется Фрэн. Сегодня она на полчаса опоздала.

— Знаю, — говорит она, заметив, что я искоса смотрю на часы. — Все это метро проклятое!

— Метро? — переспрашиваю я. — Да ладно тебе!

Фрэн смеется.

— Боюсь, Джен мне тоже не поверила, когда я позвонила ей и сказала, что буду позже. Но по крайней мере, у нее хватило такта не показать виду. Она ведь знает, что я засиживаюсь на работе допоздна… и терпеть не могу врать. В самом деле, метро обычно надолго не задерживается! Надо было мне изобрести что-нибудь поправдоподобнее.

— Когда же ты легла? Никола и ее подружка не очень тебе докучали?

— Что ты! Девчонки — просто прелесть. Я уже и забыла, как чудесен мир, когда тебе тринадцать. Все вокруг прекрасно и удивительно: и то, что я живу одна, без родителей, и даже доисторическая ванная… Удивительно милые девочки. Нет, они совсем мне не мешали.

— Они уже поехали домой?

— Когда я уходила, они смотрели телевизор. Кей, моя соседка, обещала за ними присмотреть — она сегодня не работает. Я оставила им деньги, которые ты мне дал, чтобы они взяли такси до Вуд-Грина, так что беспокоиться не о чем. Хочешь, я позвоню, проверю, как они там?

— Да нет, не беспокойся. Я сам попозже позвоню Николе. И еще раз спасибо, Фрэн. Ты не представляешь, как ты меня выручила.

— Не за что, — отвечает Фрэн. — Рада была помочь. А несколько секунд спустя у меня в кармане куртки звонит мобильник.

— Алло!

Короткая пауза, затем:

— Это Дейв Хардинг?

Женский голос с мягким, едва уловимым ирландским акцентом.

— Да, — отвечаю я, — кто это?

И тут же сам понимаю, какой это глупый вопрос.

— Это Кейтлин О'Коннелл, — отвечает женщина на другом конце провода. — Мать Николы. Думаю, нам с тобой о многом нужно поговорить.

После работы я выхожу из метро на станции «Вуд-Грин», чтобы встретиться с Кейтлин О'Коннелл — в первый раз за пятнадцать лет. Открываю калитку, поднимаюсь на крыльцо, звоню. Через несколько секунд за стеклянной дверью вырисовывается смутная фигура. Я затаиваю дыхание. Дверь открывается: передо мной — Кейтлин. Не гремит гром, не сверкает молния, хор ангелов не запевает торжественный гимн, и даже аплодисментов не слышится. Мы просто стоим и смотрим друг на друга, не понимая, как это возможно: мы ничего друг о друге не знаем, и все же существование Николы связало нас воедино непостижимой нитью. Ночь, проведенная вместе, — одна из многих тысяч ночей — соединила наши судьбы навечно. Я не знаю даже, как с ней поздороваться. Рукопожатие чересчур формально, поцелуй чересчур интимен, даже простое «привет» кажется нелепым. Ничто в путеводителях по человеческим отношениям не подготовило нас к такой встрече, и мы просто стоим, молча, с опасливым любопытством друг друга разглядывая. Вид Кейтлин во плоти отмыкает дверь в подсознание и пробуждает воспоминания, которые я считал давно потерянными. Кудрявые черные волосы ее собраны в хвост: на ней маленькие очки с овальными стеклами, губы чуть подкрашены. Лицо ее изменилось за пятнадцать лет, но в чем именно — сказать не берусь. На ней темно-синие джинсы, спортивная куртка на молнии, полосатые шерстяные носки. Туфель нет. Я спрашиваю себя, похожа ли она на маму тринадцатилетней девочки. Нет, совсем не похожа. Выглядит она скорее, как Иззи, Стелла и Дженни — еще способная дурачиться, как девчонка, но достаточно зрелая, чтобы понимать, когда без этого лучше обойтись. Инстинктивно я спрашиваю себя, привлекательна ли она, и немедленно себе отвечаю: да, очень. Только об этом думать не стоит.