Последний убитый, Стивен Синклер, как раз находился в процессе разделывания Нильсеном по схеме предыдущих жертв, когда Нильсена арестовали 9 февраля 1983 года. Креповые повязки на руках Синклера он использовал, чтобы завязать пакеты, в которые его положил. Расчленение на момент ареста еще только началось, так что полиции удалось собрать части воедино.

Реакцией Нильсена на возмущенное негодование, которое чувствовали люди, узнавшие о его способе избавления от трупов, было искреннее непонимание. «Мне никогда не понять традиционный и по большей части суеверный страх перед мертвецами и трупами», – пишет он. Даже когда в последовавшие за арестом месяцы его переполняло раскаяние, он не видел необходимости извиняться за «осквернение» тел, за исключением того раза, когда признал, что лишил семьи убитых права на могилу, которую они могли бы посещать. Другие заключенные в тюрьме Брикстон, ожидавшие суда, говорили ему, что хотя они как потенциальные преступники могли совершить убийство без особого трепета, они не могли понять, а тем более простить жестокость по отношению к трупам. Именно этот аспект его преступлений вызвал наибольшее отторжение у публики, но для Нильсена, похоже, он кажется наименее важным. Он утверждает, что столкнулся с проблемой, которую следовало каким-то образом решить, вот и все. Сами убийства он считает непростительными и отвратительными, но избавление от тел – всего лишь неизбежные последствия этих преступлений. Довольно часто цитируемое его изречение, написанное в полицейском участке сразу после ареста, гласит: «Жертва – это грязная тарелка, оставшаяся от пиршества, а мытье посуды – самое обычнейшее дело». Такое отношение знакомо психиатрам, работающим с убийствами, и некоторые из них убеждены, что это демонстрирует присущую человеку логическую хватку. В их глазах неправомерным поступком является само убийство, однако, как только жертва уже мертва, никакое гротескное поведение по отношению к ней не должно перетягивать на себя внимание. В конце концов, нельзя навредить трупу, и если кто-то больше возмущен расчленением тела посмертно, чем самим фактом отнятия жизни, значит, его моральные приоритеты несколько смещены. Убийцы обычно не страдают от такой подмены понятий. Отношение Нильсена к жертвам было катастрофически искажено во многих других аспектах.

Со всевозрастающей пылкостью Нильсен находил утешение в работе. Мисс Лиман благодарила его за то, что он с радостью брал работу на дом, даже рисунки с графиками и таблицами, которых большинство работников избегали, и очень усердно над ними работал.

Перед Рождеством 1982 года Нильсену из Шотландии позвонила мать – тогда они поговорили впервые за много лет. Миссис Скотт регулярно присылала ему письмо на день рождения и открытку на Рождество, но он никогда не отвечал. Последнее письмо было написано в ее обычном стиле: «Дорогой Деннис, – пишет она. – Что ж, двадцать третьего числа ты станешь еще на год старше, а я до сих пор не знаю, как у тебя дела. На Рождество будет уже семь лет с тех пор, как ты приезжал домой». Она говорила о том, что наконец наслаждается жизнью после воспитания семерых детей, и спрашивала, не думал ли Деннис о браке. Эту мольбу поделиться новостями он, как и всегда, проигнорировал. А теперь она внезапно решила ему позвонить. Дженет Лиман вспоминает, что в тот день Нильсен ворвался в ее офис и говорил об этом звонке минут двадцать. Хотя он утверждал, что равнодушен к своей матери, его собственная словоохотливость по этому поводу выдала его с потрохами. Ему был приятен этот звонок – хоть какой-то признак нормального человеческого контакта.

Кроме пятнадцати убийств, в которых Нильсен признался, им также было совершено семь покушений на убийство (по его собственным подсчетам), которые провалились по той или иной причине. Из этих семи жертв полиция нашла четырех – остальные, вероятно, до сих пор ходят по улицам как ни в чем не бывало, не подозревая даже, что едва избежали смерти, или хранят молчание по своим причинам.

Пол Ноббс

23 ноября 1981 года Пол Ноббс, девятнадцатилетний студент факультета славянских и восточноевропейских языков в университете Лондона, решил прогулять лекцию и вместо этого пойти купить кое-какие книги в «Фойлс». Но сначала он решил пропустить стаканчик в «Голден Лайон» на Дин-стрит, куда он прибыл в 13:30. Он завел разговор с мужчиной, который представился как Дес Нильсен, и они прообщались около часа. «Он не был похож на типичных посетителей «Голден Лайон» и показался мне очень образованным», – рассказывал Ноббс позже. Они ушли из паба вместе и провели около пятнадцати минут в «Фойлс», затем Нильсен пригласил Ноббса в свою квартиру, чтобы что-нибудь там перекусить. Ноббс согласился. Это случилось семь недель спустя после переезда Нильсена в дом № 23 на Крэнли-Гарденс и за несколько недель до его счастливой встречи с Кевином Сильвестером. А также, по совпадению, это был тридцать шестой день рождения Нильсена.

Они остановились в «Сейнсбери» по пути домой, купили пару кусков мяса, пару бутылок рома и кока-колы и прибыли в квартиру к началу вечерних новостей по телевизору, в 17:45. После того как Нильсен приготовил ужин, они провели вечер за выпивкой и просмотром «Панорамы» по телевизору, после чего Ноббс позвонил матери и сказал, что скоро будет дома. Чуть позже он почувствовал себя плохо из-за выпитого рома и позвонил снова, чтобы сказать, что домой он все-таки не придет, а останется у друзей. Они с Нильсеном разделись и легли в постель: имела место кое-какая осторожная сексуальная активность, но оба слишком устали, чтобы завершить дело, и заснули.

В два часа ночи Пол Ноббс проснулся с пульсирующей головной болью и отправился на кухню, чтобы выпить стакан воды. Он посидел на диване около десяти минут, пытаясь избавиться от острой боли в голове и чувствуя головокружение. Он понятия не имел, почему так себя чувствовал. Нильсен стоял возле двери, наблюдая за ним. Наконец они оба вернулись в кровать, и Ноббс в течение пяти минут уснул.

В шесть утра он проснулся снова, включил свет и взглянул на себя в зеркало на кухне. На шее его краснел глубокий след, все его лицо покраснело и саднило, в глазах лопнули капилляры. Горло болело, и его всего трясло. Нильсен встал и, сказав ему: «Боже, ты ужасно выглядишь», – посоветовал обратиться к доктору.

Прежде чем он ушел, Нильсен дал ему свой адрес и телефонный номер, сказав, что до него можно доехать на метро до станции «Хайгейт» или на автобусе № 134. Он выразил надежду, что они увидятся снова.

Шатаясь, Ноббс пошел вниз по улице, едва не падая. Он дошел до Малет-стрит и встретился со своим репетитором по польскому, который немедленно договорился о том, чтобы его осмотрели в университетской больнице на Гоуэр-стрит, в пешей доступности от здания. Другой студент, Кристофер Джордж, проводил Ноббса до больницы – Ноббса трясло так сильно, что он опрокинул чашку с кофе в комнате ожидания и не мог зажечь себе сигарету. Врачи дали ему успокоительного и капли для глаз и подтвердили, что его симптомы действительно похожи на классическую попытку удушения. Около пяти дней он восстанавливался дома, а след на шее не сходил еще около трех месяцев. Он не сообщил о случившемся в полицию и сказал врачам, что его ограбил незнакомец.

Пол Ноббс не собирался размышлять о случившемся слишком долго, но понимал, что если кто-то пытался его задушить, то это мог быть только Дес Нильсен. И все же осознание это не испортило его впечатления о Нильсене: «Он казался очень разумным и ни капли не странным».