– Я не знаком с таким капитаном.

– Это ты его печати сегодня срывал со своей двери.

– Предполагаю, что отъявленный негодяй?

– Не все же менты такие. Есть и подобные этому капитану. Выглядят вполне благопристойно и почти благородно. Как меня предупредили, гадит исподтишка. Внешне похож на бывшего работника обкома комсомола. Помнишь, был такой тип человека.

– Как не помнить. Таких сейчас в Государственной думе полно. Характерный человеческий тип. Прохайдун и карьерист отчаянный, но с благообразными манерами, классический демагог, очень нравится себе и жене. Может быть, учителям детей. Друзей, как правило, не имеет.

– Примерно правильная характеристика. Увидишь вблизи капитана Ставрова, поймешь правильность своих слов. Так вот, я исхожу из того, что Ставров, являясь человеком НПО «Химера», не слишком хорошо отзывался о следователе следственного управления при следственном комитете Константине Викторовиче Трапезникове. Наверное, капитан просто хотел сказать о нем плохо для того, чтобы вызвать мою негативную реакцию по отношению к следователю. Но я уловил в его голосе и другие нотки. Наверное, Ставров постарался бы их скрыть, если бы считал заметными. Но он так не считал. И в голосе звучало откровенное пренебрежение этим человеком конкретно, и даже, как мне подумалось, конкретным типом человека. Но второе может быть только моими домыслами. Отсюда я делаю вывод, что Трапезников человек честный. Он не может найти общий язык со своим руководством и находится на грани увольнения из следственного управления. Для капитана уголовного розыска – это, вероятно, фактор, определяющий уровень адаптации того или иного человека к современным условиям сплошной коррупции.

– Вообще-то я как-то слышал там, в «Химере», разговоры о том, что все следователи в области, как и судьи, под контролем. И ни одно дело, если оно направлено против НПО, не будет доведено до конца. Я не стал бы полагаться на порядочность следователя. Я предпочел бы действовать самостоятельно. И предельно жестко. Кстати, ты каким образом думаешь меня на территорию бригады протащить?

Я даже притормозил, потому что вспомнил о дополнительных мерах пропускного характера, принимаемых в местах постоянной дислокации частей спецназа ГРУ. Если раньше, как во всех военных городках, на территорию бригады можно было попасть, просто проехав по дороге и кивнув солдату, поднимающему тебе шлагбаум, даже не спросив разрешения дежурного по части, то в последние годы пропускной режим стал серьезным. Связано это с тем, что спецназ ГРУ доставил на Кавказе много неприятностей бандитам, и они время от времени пытаются мстить. Случаи уже были. Сейчас посторонний человек не сможет ни к штабу, ни к казармам приблизиться. И даже я, командир батальона, не смогу просто так провести с собой постороннего человека. Пусть и бывшего офицера нашей бригады, но в настоящий момент постороннего.

– Да, проблемы возникнуть могут, – согласился я. – И обязательно возникнут.

Система охраны состоит из двух уровней. Внешний, в который входят складские помещения, учебные и спортивные площадки, плацы, специальные полосы препятствий с многочисленными тренажерами, столовая и, за отдельным забором, кинологическая служба. Внутренний уровень состоит из солдатских казарм, штабных помещений и учебных классов. Если первый уровень охраны более-менее проходимый для бывшего офицера бригады, то для второго придется заказывать отдельный пропуск в штабе бригады. Много беготни и возни.

– Знаешь что, давай я тебя проведу в кинологическую службу. Там или подождешь, или я, свои батальонные дела проверив, к тебе заявлюсь. Можешь и поспать. Это лучше всего будет.

– А что у тебя за батальонные дела? Ты же в отпуске.

– Я и на том свете комбатом останусь. В отпуске или не в отпуске, далеко или рядом, а душа за батальон всегда болит, – сказал я строго и нравоучительно, почти высокопарно, как никогда не говорил. Но такие слова должны до него дойти.

– Спать мне что-то не очень хочется. Давай лучше делом займемся. Что там на жестком диске у майора? Есть что интересное? Ты же, как я понимаю, уже поинтересовался?

– Мельком. Гости из Украины в соседней комнате мешали. Все поговорить хотели. Жить всем хочется, а эти парни, как я понимаю, другим возможности на жизнь оставлять не привыкли и потому о своей сильно волновались. Поговорить рвались. Я объяснил им разницу между боевым офицером и уголовником. Может быть, поняли, может быть, не поняли. Но счастливы, что я их даже в таком виде отпустил. А интересное, конечно, есть. Я всего посмотреть не успел. В основном фотографии смотрел. Там, кстати, сотрудники ФСО хорошо представлены. Как раз те, кто с президентом работает. Личная охрана. Похоже, «Химера» именно на них покушалась.

– Я тебе это и говорил. Сначала подменят охрану, потом подменят президента.

На выезде из города нас все же остановили на посту ДПС. Но документы на машину были в порядке. Правила скоростного режима движения в пределах городской черты я нарушал строго в пределах допустимой нормы[21]. И придраться было не к чему.

– Куда следуете, товарищ подполковник? – спросил старший лейтенант со щегольскими опереточными усиками, будто бы приклеенными.

– В бригаду, сынок. Буду свой батальон по тревоге поднимать. Скоро мимо тебя бегом пробежим. Постарайся нас не останавливать.

Старлей улыбнулся и козырнул:

– Счастливо доехать. Пожалейте солдат, утро холодное…

– Тем более бегать надо, чтобы не замерзнуть. – Я козырнул в ответ и сел за руль.

В машину инспектор ДПС даже не заглянул, и подозрений в ограблении компьютерного салона у него не возникло.

За городом я поехал уже быстрее, хотя дорога была достаточно скользкой, но переднеприводная «Киа Церато» Лаврушкина дорогу чувствовала не намного хуже моего тяжелого полноприводного «Ренглера» и уверенно цеплялась колесами за дорожное полотно. Более того, «Церато» с повышением скорости начинала прижиматься к дороге, тогда как джип «Ренглер», имея громадный клиренс[22]и принимая ветер снизу, начинал слегка «рыскать» по дороге, приподнимался и терял управляемость. Это и понятно, «Ренглер», как танк, рожден для бездорожья и проедет там, где «Церато» даже на буксире протащить будет невозможно.

Ехал я быстро, дорога была пустынной, биксеноновые фары светили лучше моих галогенных, так что до бригадного городка добрались мы быстро. На шлагбауме как раз стоял постовой из моего батальона. Солдат радостно заулыбался, отдавая честь, и без разговоров поднял шлагбаум, пропуская машину, хотя знал, наверное, что я обычно езжу на другой. Выговаривать за это я ему не стал. Каждому приятно, когда радуются при его появлении. Комбаты в этом исключения не составляют. Тем более я знал отношение солдат к себе и всегда старался отвечать им тем же.