Саддам до заката не подошел. Но Абдархор не слишком волновался. Старый уже стал правитель. Когда-то был быстрый, как лев, но кто об этом теперь помнит? Так и с ним самим будет когда-нибудь тоже. Что молодому волку до заслуг старого вожака! Абдархору уже не раз более молодые сотники и тысяцкие намекали, что пора повернуть войско против Саддама, — даже с этим походом старик медлил, нее чего-то ждал, даже хотел послать Абдархора с очередным посланием к Владигору. Только зачем? Не достаточно ли того унижения, которое претерпел Абдархор, вручив предыдущее наглое послание синегорского князя? Кто еще называл его старым ишаком и грязным верблюдом?! Столько красивых, благородных слов было сказано князем в своем замке, и все лишь для того, чтобы страшнее звучали оскорбления, которые князь нанес всему войску Саддама и Абдархора!

Пусть видят боги и покойные предки, они не хотели этой войны. Но чем еще можно ответить на мерзкие слова и подлые притязания? Может быть, они даже не станут убивать синегорского князя. Посадят его задом наперед на ослицу и провезут перед собравшимися на суд племенами. Уже этого позора будет достаточно. Наказанные таким образом, люди его племени сами уходят навсегда в пустыню.

Предательства не прощают тем, кто сам предлагал дружбу. А потому, когда от имени князя пришли двое посыльных с теми же лживыми словами о дружбе, Абдархор распорядился показать, что сделает с теми, кто этих посыльных послал.

Уже темнело, а Саддам так и не появился. Хотя старик мог подойти и ночью, если миновал засветло Кривое ущелье. Абдархор еще раз взглянул на сигнальные костры. Все было спокойно.

— Труби отбой! — приказал он сигнальщику.

И тот протрубил в длинный рог сигнал, который так любил каждый из воинов. Но самому Абдархору не спалось. Несколько раз выходил он из своего шатра и проверял сигнальные огни. Костры рядом с шатрами простых воинов догорали. Легкий туман, смешавшийся с дымом, стлался по долине, и какое-то смутное беспокойство не давало ему заснуть. Лишь ближе к утру он забылся тяжелым сном.

И проснулся как от толчка. Вот что ему надо было сделать, вот о чем он не подумал: надо было выставить дозорных не только на холмах, которые он оставил Саддаму, — дозорные должны были стоять и дальше в полях, которые тянулись почти до самого Кривого ущелья.

Путаясь в пологе, он стал выбираться из шатра, чтобы унять беспокойство, а когда вылез и поднял голову, с ужасом обнаружил, что на долину с холмов мчатся сотни огней. И никто, никто в его лагере не трубит тревогу!

Не хотел этой битвы Владигор! А желал он с жителями пустыни мира. И будь его воля, остановил бы оба войска, пошел бы в лагерь неистового воина Абдархора, сел бы у него в шатре и выпили бы они оба по чаше напитка, что готовится из молока кобылиц. И убедил бы князь, что не только не держит никакого зла на Абдархора, а даже наоборот — всегда говорит о нем с уважением и ставит его благородство в пример молодым воинам. Да только если уж прыгнул, так надо и приземляться.

Едва стемнело, князь вызвал сотников и приказал обмотать копыта у всех лошадей тряпками. То же было сделано и с доспехами. Чтобы ни один щит не громыхнул, ни один меч не звякнул.

А потом по узкой — даже и не дороге — тропе повел войско через лес в обход к тем полям, что тянулись от Кривого ущелья до холмов. На пути им не встретилось ни зверя, ни человека. Лишь добрая луна освещала дорогу.

И все это время костровые продолжали поддерживать огонь в десятках мест среди оставленного войском лагеря, чтобы враг не мог догадаться о тайном княжеском плане.

В условленном месте у сухой канавы Владигора поджидал Ждан со своими двумя сотнями. Он сделал все, как они обговаривали, и был доволен.

— Хорошо завалили, — сообщил он, — до завтрашнего утра хватит камни ворочать.

На холмах горели сигнальные костры и были видны силуэты дозорных.

— Абдархор может поставить дозорных и тут, — с тревогой сказал Владигор и приказал войску остановиться, хотя до холмов было еще далеко. — А ну как кони заржут или щитом кто о камень звякнет? Ты, Ждан, останешься здесь. Людям прикажи отдыхать, но тишину блюдите. А я возьму Млада с десятком быстрых ребят и пойду поменяю дозорных.

— Князь! Лучше бы я, а не ты!

— Знаю. Да только, когда они тебе крикнут, что ты им скажешь?

Млад быстро подобрал десяток конников, и они, стараясь не шуметь, скрылись в ночной мгле. Договорились, что сигналом будет, когда костер мигнет трижды.

Здесь, в полях, шла своя ночная жизнь. Прыгали из-под копыт лягушки, пролетали яркими искорками светляки, где-то ухал филин.

«Уж не Филимон ли? — подумал князь. — Так и буду всю жизнь каждого филина слушать с надеждой?»

Но это был не Филимон, иначе бы уже объявился.

Сигнальных костров было три. И Владигор решил начать с крайнего левого. Послав Лиходея на холм, он знаком приказал остальным следовать за ним.

Дозорные, сидящие у огня, не могли разглядеть людей, двигающихся во тьме. Зато могли хорошо их слышать. У крайнего костра дежурили двое.

— Проверка дозоров! — крикнул Владигор на языке савроматов, когда один из них насторожился и стал прислушиваться. — Не замерзли? Чужие не проезжали?

— Все спокойно, начальник! — отозвался, видимо, старший и стал подниматься.

И тут же, получив стрелу в горло, захрипел и начал оседать на землю.

Второй взглянул на него с удивлением и тоже упал, с метательным ножом, торчащим из груди.

— Огонь держите небольшим! — приказал князь, оставляя дежурными своих воинов.

У второго костра их уже ждали — слышали разговор Владигора с первыми дозорными. И стоя всматривались в темноту. Князь, стараясь, чтобы голос звучал грубее, спросил:

— Не спали? Было что подозрительное? Ну?

— Ничего не было, начальник, — робко отозвался один из них.

Воины Млада сработали быстро и тут.

Лишь у третьего костра произошла небольшая заминка. Там один из дозорных окликнул их сам. Фраза, которую он выкрикнул, была незнакома Владигору, — язык каждого племени савроматов отличался от другого, порой они и сами не понимали друг друга. Пока князь решал, что ответить, савромат крикнул что-то дозорным второго костра, у которого стояли уже люди Млада.

Но его крик успела оборвать стрела, выпущенная Младом.

— Сигналим! — скомандовал князь.

И новые дозорные трижды резко загородили щитами костры со стороны полей и трижды щиты подняли.

Князь вглядывался в степь, но никакого шевеления не видел, столь густа была тьма. Но вот он почувствовал тихое дрожание земли под многими копытами.

— Зови сотников и раздавай факелы! — скомандовал Владигор, когда Ждан поднялся к нему на холм.

И все-таки не хотел Владигор ничьей смерти. А потому, когда сотники собрались, обратился к ним с короткой речью: