суть места, где оказался. Это и в самом деле был лабиринт из зеркал. Вот только в этих зеркалах не отражались мы с Глаголом. Как я это понял, уважаемый читатель? По питомцу Глагола: змея ползла по полу и отражалась в зеркальных стенах, причём в сотнях, возможно, тысячах итераций и головоломных фракталов. Стоило мне вызвать Феникса, как и он стал многократно повторяться. Это ломало мозг, но зато хоть немного позволяло оценивать пространство.

— Хищников и ловушек тут нет, — решился на новую порцию информации Глагол. — Но очень легко потеряться. И чём глубже — тем более странные места. Там отражается не только наша реальность и время. Я не углублялся даже в Зеркальный лабиринт, и что глубже, не знаю.

— Как я понимаю — это твой аналог быстрого перемещения. Или очень хорошего убежища, — и поёжился. С убежищем я, пожалуй, перегнул — находиться тут дольше пары минут сложно психологически, словно в камере сенсорной депривации, где отключались все чувства. — И как ты смог сюда пробиться?

— Я по ошибке смертельно ранил своего зеркального двойника, и чтобы он не погиб, мне пришлось с ним слиться. Благодаря этому, могу ходить в этот мир, порой притаскивать кого-то и ориентироваться.

— Занимательно… Хотел бы я тоже так путешествовать, — вздохнул с трепетом.

— Не хотел бы, — бесстрастно отрезал Глагол.

— Я имею в виду без убийства своего зеркального двойника. Это жутко… тебя за вампира ещё не принимали? — и вновь в ответ тишина, но я мог болтать и так. — Подружиться было бы не плохо…

— Они недружелюбны к чужакам, и если задержишься тут дольше, чем на час, то узнаешь, насколько, на собственной шкуре, — оптимистично просветил напарник.

Кстати, Зеркальный лабиринт оказался создан не только из зеркал различного размера и формы, но вообще из любых отражающих поверхностей. Чем дольше находился здесь, тем больше деталей мог различить. По искажениям видел, как Феникс и змей отражались в зеркальных часах. В чём-то трубоподобном. В гигантской букве «S» — это только за малый промежуток времени.

И, конечно же, тут имелось много воды. В первый момент я даже не понял, насколько много, но через несколько минут до меня дошло, что белый туман, который виднелся вокруг, и в котором всё терялось вдали — водяная взвесь. А мы идём по отполированному льду. И водопады… они грохотали в отдалении, но возникало ощущение, что земля вздрагивает им в такт.

— Ты хотел знать о целях? — вырвал меня из созерцательной, почти гипнотической задумчивости голос Глагола.

Я поймал себя на том, что всматриваюсь в ближайшую поверхность, а дрожащие пальцы вот-вот коснутся её. Глагол вроде бы и не смотрел на меня, но его вопрос оказался настолько вовремя, что невольно стало не по себе от того, что могло произойти, если бы коснулся. Я встряхнулся и, отгоняя мысли, затараторил, пытаясь вновь включить режим обормота:

— Если правильно помню, то послезавтра последний день, чтобы сдать Янтарную комнату. Сроки у тебя поджимают, вот мы и направились за очередной частью конструкта, который должен тебе помочь найти затерянный артефакт. Поправь, если ошибаюсь! — я победно усмехнулся, приосанившись.

— Мне нужно в твой мир. Мир Несуществующего. Настройся на него. На его центр.

— Эм… ладно, это было неожиданно, — честно признался, почесав в затылке. Но так как пояснений не последовало, то решил развить мысль: — Зачем тебе в мой мир? Он, конечно, невероятно шикарен и красив, но сомневаюсь, что ты мой большой фанат, чтобы ради знакомства с миром практически похитить меня.

В ответ выразительное молчание. Однако я не оставлял надежд:

— Если бы знал причину путешествия, то нам было бы проще добраться. Да и зачем все эти риски с зеркальным миром? Библиотека всего в паре кварталов от моего дома…

— Обратная одержимость проще, чем ты мог подумать, оказавшись на грани смерти, — менторским тоном перебил меня Глагол. И больше не слушая моего вяканья, принялся чеканить лекцию, похоже, давно составленную: — В данном случае одержимость — это баланс. Словно электрон на орбите протона в атоме водорода. Бесконечное движение, словно обтекающее нечто, скрытое в глубине. Лёгкое, но такое же сильное и нерушимое. Ты же попытался всё сделать грубо, словно слив два атома гелия. Результат соответственный — термоядерная реакция с высвобождением кучи тепла, и чуть не стоившая уничтожения обоих изначальных элементов.

Мля… а он начинает меня бесить. Разговаривать с Глаголом, словно слушать радио, которое постоянно переключается с частоты на частоту — он всегда на своей волне. Однако скрипнув зубами, смирился. Во-первых, моё похищение-прогулка в самом разгаре, возмущаться нужно было раньше. А во-вторых, с разговорчивостью Глагола нужно радоваться даже лекциям по ядерной физике.

Тем временем мы дошли до тупика — взгляд безошибочно различал блики на зеркальных поверхностях. А радужные отблески местами были даже красивы… как макияж на трупе. Я почти обрадовался ловушке: появился шанс, что мы повернём назад. Но тут змея, указывавшая путь, заползла на одну из стенок тупика и продолжила путь уже по ней. Глагол, не сомневаясь, тоже сменил вектор движения. Мне не оставалось ничего иного, как повторить.

— И что же мне делать для успешной одержимости? — нехотя поддержал тему. — У нас с Хугеном, конечно, разный заряд: я иммунный к воплощениям, а он живое воплощение, но как это поможет?

— Ты мыслишь не теми категориями. Передача способностей — лишь следствие. Одержимость — это процесс подчинения тела и разума. Добровольная одержимость — добровольное подчинение.

— То есть ты предлагаешь мне добровольно отдать власть над собственным телом и разумом другому существу? Буквально стать его рабом в надежде, что Феникс окажется столь великодушен, что не уничтожит меня или не подчинит навсегда, а поможет? — возмутился я.

И вновь в ответ тишина. Похоже, Глагол счёл, что выполнил свой долг и теперь говорить нам не о чём. А я, несмотря на то что негодовал, совет принял к вниманию. Пусть он и настоящее безумие, особенно для меня, вложившему всю веру в защиту от чужого контроля, но глядя на Хугина, я вновь и вновь возвращался мыслями к Бруту. Когда-то я полагался на него настолько, чтобы доверить всё вплоть до своей жизни и души. А ведь он тоже был воплощением Веры. Или Надя — я доверяю ей настолько, что она не только прикрывает мою спину в бою, но и делит со мной дом, пищу и жизнь. Это ли не добровольная одержимость?

Да и чего мне бояться? Я честно воспитывал Феникса. Не был жесток. Не срывался на нём. Заботился о нём. Учил. Был хорошим и верным хозяином. Или требовалось стать другом?

— А как продвигается твой крестовый поход по поиску Янтарной комнаты? — вновь попытался завести разговор.

Честно говоря, чем дольше мы находились в зазеркалье, тем меньше мне нравилось это место. Теперь я мог видеть не только стены, но и то, что находилось за ними. Из зеркальных витрин виднелись горожане, гуляющие по улицам. Из окон видел спящих в разорённых домах бомжей. Я видел плескающихся в озерах и в ваннах людей. Видел бреющихся поутру. И видел из луж днища машин. Видел многое из того, что видеть бы не хотел.

А ещё появился звук. И я не мог понять, что он из себя представлял. Нечто среднее между гулом водопада и звоном зеркала на грани того, чтобы разбиться. Как бы то ни было, он обволакивал и, казалось, заставлял кости становиться мягкими, словно разогретое стекло.

— Я, между прочим, навёл кое-какие справки… Ну как я? Начальник лаборатории, куда меня сослали, — продолжил болтать, чтобы отвлечься хотя бы звуком собственного голоса. — Мы узнали, что ты увёл из того дома, где меня спас. Письмо одного из немецких офицеров, который отвечал за перевозку Янтарной комнаты. Вот только я не пойму, на кой оно тебе сдалось? Там же никаких наводок нет! Нам хозяин письма предоставил одну из копий. Личная переписка. Или ты надеялся, что в структуре бумаги что-то спрятано? Так это письмо уже с десяток раз перепроверяли, так что нет.

И вновь на лице Глагола полное безразличие. Не хотел бы я против него садиться за карточный стол. А вот меня уже понесло:

— Кроме того, насколько мне известно, от города, выдавшего заказ, тебе достался небольшой фрагмент оригинальной Янтарной комнаты. Это я ещё могу понять… Хотя тоже бесполезно — поисковые способности и на большие фрагменты не реагировали. Слишком старая Вера, её перекрывает множество свежих действий. Но ведь есть ещё один элемент, тот, что ты украл у Жнецов Веры, когда Критики на них устроили облаву… — вот тут бровь у собеседника дрогнула. Едва уловимо. На грани бреда, но решил ухватиться за это. — Да, я видел