Под навес въехала подметальная машина. За рулем сидел таджик. Он подрабатывал еще и тем, что собирал на вокзале жестяные банки из-под содовой. У машины горела только верхняя фара. Таджик прошелся светом фонаря по углам бытовки.

Мальчишкам явился монгол на косматой лошади, воин Золотой Орды в броне. Он словно въехал из другого времени в лучах ослепительного света. Воин обошел траншею и приблизился к бытовке. Скользнул лучами по Лео и Петру, пакетам и жестяным банкам, выпавшим у них из рук.

Тито приучили не гавкать. Он отошел на длину привязи, прижав уши, глаза злобно горели. В это время воин приблизился к штабелю ящиков из-под фруктов — компания Изи топила ими печь. Штабель наполовину рассыпался. Он поднял один из ящиков и осмотрел плотный пластмассовый пакет с коричневым афганским героином. Таджик проверил и пересчитал все пакеты, затем вернул каждый на место и поставил ящики так, как было.

Разделавшись с пакетами, он подошел к бытовке. Поднял Петра за волосы, как крысу за хвост, угрожающе щелкнул лезвием для разрезания коробок. У Петра выкатились глаза. Таджик скользнул взглядом и случайно заметил в окне Эмму — до того, как она испуганно успела сползти вниз. От толчка заголосил младенец.

Эмме не надо было долго раздумывать, что делать. В нее как будто вселился бес, она начала действовать быстро с холодным расчетом: ребенка как приманку положила в угол в одном конце бытовки, а сама спряталась за койками в другом. Она была в ужасе от того, что сделала, но не могла остановиться. Когда таджик вошел в бытовку и приблизился к младенцу, Эмма выскользнула из двери и спряталась в траншее. Младенец кричал и плакал. Эмма закрыла глаза, задержала дыхание и плотно сжала ноги, чтобы не описаться от охватившего ее ужаса.

Крик внезапно прекратился. Эмма решила, что пришла ее очередь. В любую секунду этот дьявол обнаружит ее в траншее и перережет горло. В какой-то момент она поняла, что подметальная машина уехала. Лео и Петр в полусне обсуждали свои глюки.

— Круто мы вырубились, — сказал Эмме Петр.

— Бешено просто, — подтвердил Лео.

Эмма ничего не сказала. Она побежала к бытовке. Младенец сосал маленький кожаный амулет — такие амулеты носили таджикские женщины, обитавшие в районе Трех вокзалов. На амулете — цитата из Корана, этот оберег носили для защиты.

Кафе на Казанском вокзале стало местом встреч для Аркадия и Виктора. Аркадий уже и перестал считать, сколько раз подряд Виктору удавалось улизнуть, не заплатив за еду.

— Теперь, когда ты уже не прекословишь Зурину, ты столкнешься с государственной машиной, а у нее, хотя, быть может, и мозги слизняка, она все равно среагирует на угрозы и постарается себя защитить. К тебе домой придут конкретные ребята, у них не будет страха перед людьми — и они наломают костей. И что ты будешь делать — ты выберешь войну с Зуриным?.. И, между прочим, когда твой друг, миллиардер Ваксберг, собирается забрать свой лимузин? Мне звонили из конторы по сбору вещественных доказательств. Много следов от пуль.

— Он, наверное, просто купит себе новый. Я не собираюсь гнать по шоссе, чтобы поглазеть на пулевые отверстия в машине. Это от тебя пахнет одеколоном?

Одеколон был хитрым маневром. Виктор обычно одеколон пил.

— …Для мужчин, — сказал Виктор.

Виктор закурил, но продолжал машинально крутить спичечный коробок.

— Можно?.. — Аркадий спрятал коробок, пожелтевший от времени, на нем угадывался портрет молодой Анны Фурцевой.

— Вернемся к нашим баранам.

— Она позвонила и сказала, что нашла фотографию, которую хотела мне передать. Вот. Но все это — шутка, предлог заманить меня к себе. Когда я пришел к ней, она подала борщ, выставила копченую рыбу, хлеб и пиво. Потом вручила мне вельветовый пиджак, почти не ношенный. Некоторые туалетные принадлежности, которыми никогда не пользовались. Весь спектакль назывался «Навестить бабулю».

— Но эта бабуля хочет, чтобы ты застрелил соседей этажом ниже. Пиджак-то хоть тебе впору?

— Да. Она как-то узнала мой размер.

Аркадий сел в машину, включил зажигание и понял, что ему некуда ехать. Он — бывший следователь. Он мог бы и дальше гнаться за убийцей Веры, но у него уже не было на это никаких полномочий. Дело бы обернулось хобби — простым развлечением безобидного эксцентрика.

Он поставил машину перед вокзалом на место для служебных авто, но и этой мелкой привилегии его лишат вскоре. Он должен будет снять «мигалку» с крыши и не пользоваться полосой для гостранспорта.

Припарковывая машину, он случайно заметил Аню, она спорила с милиционером напротив восточного входа — огромных двустворчатых дверей. У одной створки стоял милиционер, у другой — шайка малолеток в кепках и рваных свитерах. Они окружили Аню, как коты миску с молоком. Милиционер пытался их оттеснить, чтобы добраться до спортивной сумки. Когда Аркадий выходил из своей «Лады», игра в перетягивание сумки уже началась. Одна часть его хотела пройти мимо. «Все-таки, — подумал он, — все это может кончиться плохо!» Он пробрался сквозь толпу и сказал официальным тоном: «Отпусти ее сейчас же, яйца оторву!»

Милиционер автоматически отстранился, потому что знал: люди, которые так разговаривали, привыкли отдавать приказы.

— В чем проблема? — теперь Аркадий обратился к Ане.

— Я остановил ее, чтобы проверить сумку.

— Он хотел отнять у меня сумку.

— Я открою ее, — сказал Аркадий.

Аня вспыхнула, но передала ему сумку. Он расстегнул молнию и увидел энергетические батончики, аптечные наборы, презервативы, мыло и шерстяные носки.

— Довольны? — бросила Аня.

— Вы собираетесь этим торговать, — спросил милиционер.

— Нет, это для бездомных детей. Фонд Ваксберга дарит им одежду, одеяла, постельные принадлежности. Это не сильно облегчит жизнь беспризорников, но они хотя бы будут знать, что о них кто-то заботится.

— Просто раздадите?

— Да, просто раздам.

Разочарованный милиционер ушел искать новую добычу.

Аркадий подтолкнул Аню в двери.

— Почему ты встала с постели?

— Ты считаешь, что я должна была лежать целый день?

— Да, — сказал Аркадий. — Постельный режим — обычное лекарство для тех, кто едва не умер. Почему ты так себя ведешь? Что-то случилось?

Уличные дети отступили. Аня не хотела ничего говорить, но слова выскакивали сами:

— Ваксберг уже снял сливки.

— Ты только сейчас это поняла?

— Сегодня утром. Он — банкрот.

— Но он — миллиардер.

— Даже миллиардер может стать банкротом. Утром я пыталась писать. Я обнаружила аналитическую записку Группы Ваксберг, которую никогда не должна была видеть. Опасно допускать журналистов к таким материалам. Это было письмо Саши финансовому директору — инструкция, как повысить рыночную оценку компании, как будто все его казино работают. Но на самом деле он — банкрот.