Виктор уставился на мятую бумажку:

— Ты это нашел — что это?

— Какой-то билет.

— Билет?

Аркадий пытался пошутить, но шутка не произвела впечатления на Виктора.

— Бумага — как тряпка.

Бросив на Аркадия острый взгляд, Виктор провел его в приемную отделения.

— Ты же знаешь, в это время по шоссе гоняет всякая шпана. Просто кто-то вышел из-под контроля. Номера запомнил?

— Нет.

— Гаишникам сообщил?

— Нет.

— Ты стрелял в них, по крайней мере?

Виктор включил ноутбук и загрузил базу архивных дел — тысячи. В каждом — рапорт следователя, показания, судебные фотографии и отчеты о вскрытии трупов женщин, которые умерли по неестественным причинам в Москве за последние пять лет, в том числе все нераскрытые случаи. Аркадий внимательно изучал данные, он сразу исключил обычную бытовуху, но и после этого остался довольно большой список — только за последний год более двенадцати тысяч москвичек умерли при странных обстоятельствах.

Он думал и неуклюже чертил в блокноте балетные позиции.

— А я и не знал, что ты такой знаток балета, — заметил Виктор.

— Похоже, Вера должна была стать жертвой № 4.

— …Или ее ноги и руки случайно оказались в таком положении, которое ты и только ты считаешь балетной позицией. Единственное, что отметил бы любой нормальный человек, — ее голые ляжки. — Виктор следил за полетом мухи — она облетела комнату, побродила по пластмассовым ложкам и картонным коробкам из-под еды на вынос. — И, знаешь, это все имело хоть какой-нибудь смысл, если бы что-то дало Вере. Ее дело закрыто. Нет тела — нет преступления, а значит — не будет и приговора.

— Если кто-то не признается.

— Нет тела — нет и дела. Все, что надо сделать убийце — просто переждать.

— На минуту предположим, что я прав, хотя звучит неправдоподобно. Если у тебя есть маньяк, который, убивая, успеет досчитать до пяти, то он от нас улизнет. Он может исчезнуть на год или два, а потом снова начнет отсчет — например, с новой труппой коллег по балету.

— У нас нет номера три.

— Правильно. Сузим исследование — женщины восемнадцати-двадцати двух лет, студентки, балерины, к которым приставали, убитые, случаи передозировки, нераскрытые дела. Например, за два последних года — до Веры.

— Только два?

— Если я прав, это — важный отличительный признак. Убийца же не пятилетками работает — он не может ждать долго.

Аркадий проследил, как муха проделала долгий путь по стене, проползла через весь потолок вокруг люстры — и все только для того, чтобы истерично зажужжать на липкой бумаге для ловли насекомых.

* * *

Аркадий возвратился домой после полуночи и нашел Аню — она сидела в темноте.

— Я хотела извиниться за то, как вела себя на вокзале, — сказала она.

— О’кей, ты, кажется, пользуешься популярностью у детей.

— Но не у тебя.

— Ты измучена, тебе не следовало выходить из дома. Ты сегодня ела? — спросил Аркадий.

Когда она только что задумалась над ответом, он направился к холодильнику и достал остатки вчерашнего ужина, поставил чайник.

— Есть не хочется, — сказала Аня.

— А кто ест в такое время? — Он стал резать колбасу и черный хлеб.

— Можно мне остаться еще на одну ночь?

— Ты можешь оставаться столько, сколько надо. Кто-то видел тебя на улице?

— Только дети. Я не буду совать нос в чужие дела, если тебя это беспокоит.

— Уверен, ты уже здесь все осмотрела. Наверное, проверила каждый угол в квартире. Изучила все ящики, которые не открывали годами. Сейчас главное другое: тебя никто не видел. Пока тебя считают умершей, ты — в безопасности.

— А когда я захочу ожить?

— В нужное время. Ты знаешь, какая машина у Сергея Бородина?

— Огромный американский автомобиль. А почему ты спрашиваешь?

— Кто-то попытался на меня сегодня наехать. — Аркадий налил две чашки чаю. — Когда человек пытается на меня наехать, я хочу узнать, почему. Он — убийца, или ревнивый любовник? Это — разные вещи.

— Иди ты к черту.

«Все нормально, подумал Аркадий, цвет лица вернулся, и она начала понемногу есть».

— Итак, ты все-таки продолжаешь заниматься расследованием, — спросила Анна.

— Если бы у нас был свидетель, это помогло бы раскрыть дело. Неужели ты совсем ничего не помнишь?..

— Ничего.

— Но ты не ответила на мой вопрос.

— Сначала скажи мне, с кем ты спишь? — спросила Аня. — Или это не мое дело?

— Нет, только не это. Но, честно говоря, ни с кем.

— Женщина, которая здесь жила, — доктор…

— Сейчас в Африке, или в Азии.

— Ты и женщины… — задумчиво сказала Аня.

— Боюсь, что это — не интересная история.

— Почему она уехала?

— Она хочет спасти мир. А я не хочу.

— Это говорит не тот человек, которого я вижу.

— А кого ты видишь? — он ожидал насмешки…

— Я вижу мужчину, который не бросил меня в беде.

Аня поцеловала его и отпрянула назад.

— Извини, — сказала она.

— Пожалуйста, не надо.

Но все пришло в движение, словно прозвучало какое-то секретное слово. Потом они целовались снова и снова. Но Аркадия останавливала одна мысль — пресечь дальнейшее развитие событий, глубину которых он не мог измерить, и главное — не связываться с женщиной, которую он не понимал. Он знал — больше никаких расследований… Но есть ли шансы на удачу?.. Сейчас он еще мог остановиться. Но вместо того, чтобы сделать это, он подошел к ней и взял на руки. Она оказалась невероятно легкой. Такой невесомый, словно мир вокруг перестал существовать.

Потом, все еще в постели, она бросила кусок сахара в чашку и выпила чай.

Как только Изя увидела у ребенка амулет, она собрала семью, хотя была уже темная ночь. Они случайно разворошили тайник — таджикский героин, спрятанный под ящиками, что пошли на дрова для растопки печки. На самом деле амулет был намеком — уходите! Но марш-бросок с плачущим младенцем, скорее всего, обратит на себя внимание. Хотя сколько полуночников окажется на улице в эту дождливую ночь?.. Изя уже полюбила ребенка так, что не могла легко сдаться. В глубине души она понимала — впереди не ждет ничего нового. Все, что у нее было — талант к ежедневному выживанию. И она не жаловалась. Школа, работа, старость в уюте к ее жизни не имели никакого отношения. Но когда появился ребенок, она вдруг поняла — жизнь удалась.