– Кстати, – сказала она. – С днем рождения!

– Оу. – Он посмотрел вверх, разглядывая звезды, выбитые на черном полотне небосвода. – Уже за полночь?

Она кивнула, и он догадался: Шай понимает, что этот день рождения другой, более сложный. Через две минуты она уже спустилась вниз, одетая в спортивный костюм, и Эдвард повел ее в гараж. Он чувствовал себя нелепым, измученным и окрыленным одновременно, когда Шай, засыпала его вопросами:

– Что заставило тебя заглянуть в гараж? Почему ты не спал? Если ты собирался на прогулку, то почему не позвал меня? Я бы точно пошла…

В гараже он направил фонарик на стул, затем на книжный шкаф, стопки папок и запертые сумки. Он сел в кресло, а Шай устроилась на маленькой подставке для ног.

Эдвард указал на верхнюю папку, и Шай положила ее на колени. Она посмотрела вниз, а потом – снова на Эдварда.

– Что? – спросил он. – Давай, открывай ее.

– Нет. – Она произнесла это слово медленно, будто бы удивленно.

– Нет?

– Я не открою ее, пока ты мне кое-что не пообещаешь. – Она выпрямилась. – Ты должен пообещать, что перестанешь вести себя странно. С этого момента ты снова должен стать нормальным. Перестать быть таким холодным и отдаленным. – Она замолчала и тихо прибавила: – Я больше не могу этого выносить.

Эдвард удивленно посмотрел ей в глаза. И они показались незнакомыми, ведь он давно не смотрел на нее так. Он отвел взгляд, внутри началась борьба. В этот момент Эдвард понял, что все это время дело было в нем, а не в ней. Когда Шай сказала, что между ними все нормально, она не шутила. Он убедил себя, что между ними что-то испортилось, хотя на самом деле испортился он сам. Щеки Эдварда пылали. Он собственноручно едва не разрушил самую важную часть своей жизни.

– Прости, – сказал он. – Я обещаю.

– Хорошо, – кивнула она. – Я скучала по тебе, чудак. – Шай открыла папку и просмотрела список пассажиров. – Это то, о чем я думаю?

Он прижал руки к горячим щекам.

– Тебя здесь нет. Какое у тебя было место?

– 31А.

Закончив читать, она отодвинула верхнюю страницу и показала фотографию блондинки. Женщина слегка наклонялась вперед, улыбаясь в камеру, словно пыталась угодить тому, кто за ней стоит. Это не та фотография, которую Эдвард видел на школьной парковке, но он все равно ее узнал.

– Это девушка Гэри.

– О, – выдохнула Шай. – Бедная Линда.

Далее шла фотография неулыбчивого Бенджамина Стиллмана, одетого в военную форму, но Эдвард молчал. Он никогда не упоминал о солдате при Шай и понятия не имел, как объяснить ей, кто такой Бенджамин. Разве он мог сказать кому-то, что видел его всего пару минут, но с тех пор мечтает стать таким же сильным? Это же звучит глупо, даже безумно.

На следующих фотографиях была изображена его семья. Мать. Отец. Джордан в той же куртке, что сейчас на Эдварде. Далее шла фотография крупной женщины с колокольчиками на юбке. Она выглядела так, будто танцевала, – ее руки были приподняты. Фотографии казались настолько непосредственными, особенно фотографии семьи, что Эдвард почувствовал легкое головокружение. Стало легче, когда появились другие пассажиры. Многие люди показались ему смутно знакомыми, но он не мог их вспомнить. Может быть, он проходил мимо них в самолете. Может быть, они вместе стояли в очереди в туалет. Его взгляд упал на богатого парня с прилизанными волосами, которого он узнал. Мужчина широко улыбался, но выглядел немного сердитым или злым, как будто собирался рассказать фотографу, что с ним или с ней не так.

Шай перевернула фотографию. Оказывается, на заднике были заметки. Этого мужчину звали Марк Лассио. Там также был указан возраст. Список имен живых родственников – в его случае всего один, брат по имени Джакс Лассио, живущий во Флориде.

В папке было больше сотни фотографий, включая два официальных снимка пилотов: один улыбался под черными с проседью усами; другой, более молодой, выглядел мрачным, но привлекательным. Эдвард почувствовал, как самолет, живущий внутри него, заполняется людьми и занимает все пространство. Его руки – это крылья. Его торс – тело самолета. Пассажиры входили в салон один за другим.

Когда все фотографии были просмотрены, Шай закрыла папку. Они сидели в тишине и полумраке, а потом она сказала:

– Держу пари, Джон начал собирать это после того, как вы вернулись из Вашингтона.

– Что? – Рука Эдварда лежала на папке. В ней было так много всего, и он так погрузился в информацию, что не понял Шай.

– Именно тогда они с Лейси перестали спать вместе, так что все сходится.

Эдвард посмотрел на нее:

– О чем ты говоришь?

– Разве ты не заметил, что Джон спит на кровати в детской?

Эдвард представил себе детскую комнату, заставленную коробками.

– Нет… Я никогда не поднимаюсь на второй этаж. Откуда ты знаешь, где он спит?

Шай подняла волосы и собрала их в пучок с поразительной быстротой и точностью. Эдвард уже не в первый раз замечал, что у нее появилась грудь, очертания которой были видны сквозь толстовку. Он покраснел и опустил глаза.

– Лейси рассказала маме. Сначала она сказала, что это из-за ссоры, но потом, что это из-за того, что Джон храпит. Но, кажется, дело не в этом, потому что моя мама говорит, что со снотворными таблетками, которые принимает Лейси, она попросту не может его слышать.

Эдвард обвел глазами темную комнату. Он думал, что обнаружил место, в котором его дядя читает романы и изучает материнские платы, но, кажется, теперь нужно провести более тщательное расследование. Тени тянулись к нему, раздутые тайнами.

– Лейси принимает снотворное?

– В лошадиных дозах. Доктор дал их ей после катастрофы. Мама беспокоится, что они слишком сильные. – Шай заметила выражение его лица и успокаивающе улыбнулась. – Не волнуйся. Я знаю, что ты ничего не замечаешь. С этого момента я буду больше помогать тебе.

Неделей ранее один из одноклассников принес кексы на урок французского языка, чтобы отпраздновать предстоящий декретный отпуск учительницы, и Эдвард был сбит с толку, потому что не заметил гигантского живота преподавательницы и не услышал никаких разговоров о ее предстоящем отъезде. Когда новость дошла до него, он, сидя с куском кекса в руке, дивился, как мог пропустить что-то настолько очевидное.

– Лейси всегда рано ложится спать, – сказал он, пытаясь наверстать упущенное.

Шай кивнула:

– Она принимает таблетку сразу после ужина.

Эдвард прижал ладонь к папке, в которой томились имена, лица и номера телефонов, собранные дядей. Люди, которых любили. И тут Эдвард представил лица тех, кто не любил его в школе. Сколько всего он потерял? Он внезапно испытал симпатию к исследовательской жилке дяди и его страсти делать заметки.