«В поле так в поле», – приговаривала наутро Алена, впервые в жизни вступая в новый день с немытой головой.

В городе Колпна с десятью тысячами жителей было шесть магазинов, комбинат бытового обслуживания, кинотеатр и ресторан. После экскурсии по городу был намечен визит к пасечнику, жившему на окраине.

Крепкий дом, огород, обширная пасека и хозяин – Илья Васильевич, стоящий на крыльце. На террасе – накрыт стол: чай с медом. Были приглашены и гости со стороны хозяина: сноха Нина, чей сын Игорь был мужем дочери пасечника, и сами «молодые»: Игорь и Галина. Обоим было по двадцать семь лет, Галина работала в том самом районо, которое следило за качеством преподавания в школах, Игорь – в райвоенкомате. Мать Галины умерла уже как два года, как сказал Илья Васильевич, от рака груди. Подруги переглянулись.

– Молодая совсем была женщина. Сорок восемь лет. И красивая. Сгорела в одночасье, – вздохнул Илья Васильевич. – Теперь вот мы с Ниной о детях печемся.

– Нина, а вы работаете?

– Год как на пенсии. На картонажной фабрике работала, да там два цеха закрыли. Теперь только пенсия и огород. Зато квартира хорошая, двухкомнатная, брат помог купить. А свой дом я молодым отдала. Да и вообще, живем хорошо, получше, чем до перестройки. С мясом перебоев нет, с хлебом и подавно. Денег хватает, хотелось бы побольше, но уж как есть. Муж мой, как водится, был алкоголиком. Умер лет восемь назад, туда ему и дорога. После него был у меня один человек, Васильич знал его. Вот был чудесный мужчина! Можно сказать, я на старости лет в первый раз полюбила. Но и он умер. Нет, не от водки… Кашлял страшно с полгода, быстро так истаял весь и умер. Какая у нас жизнь два года была, вспоминаю и до сих пор плачу! Но бабы наши просто извелись от злости… Может, что неправильно скажу, но ихнее какое дело? Я женщина свободная, он тоже был вдовец. На всех углах кости перемывали, мол, и такая я, и сякая. У меня мать тогда умирала, так одна с нашей фабрики мне в глаза говорила, что я сама мать на тот свет отправила, чтобы мне с любовником простору больше было. Откуда в людях злобы столько?

– А в Москву вы ездите?

– Что там делать? У меня там даже родня есть, тетка двоюродная, живет в Медведково. Кур на балконе разводит. У нее своя семья, шесть человек в двух комнатах, да еще и я им на голову свалюсь. Да и зачем? Купить там я ничего не могу, мне московские цены не по карману, а так просто на один поезд пенсию потратить? У меня теперь внук, да и невестка золотая, вот их жизнью и живу.

– Илья Васильич, а как ваша пасека?

– Прекрасно. Мед в Орел вожу на рынок и у нас продаю по базарным дням. Три года назад, когда еще жена была жива, взял землю в аренду. У нас в пятнадцати километрах отсюда, в Нетрубеже, курские приехали, ферму организовали, я решил для них корма выращивать. Но что-то у них не заладилось. Я с год корма продавал скупщикам, потом надоело: невыгодно. Пасека больше дохода дает.

– Галя, а вы что все больше молчите? – Катька отрабатывала выходные на совесть.

– А что сказать? Живем нормально. Зарплату, правда, часто задерживают, но хорошо, что мы с Игорем на службе, не сократят, как маму Нину. Скучно, конечно, а так ничего.

– А чем вы в свободное время занимаетесь? – полюбопытствовала Полина.

– Чем занимаюсь? Игорь, чем мы занимаемся?

– Телик смотрим. В гости к приятелям ходим. Дискотеки иногда с пивом. Илье Васильичу помогаю. Галка на базар любит таскаться. У нас базарный день каждую неделю. Ну, в Орел иногда ездим. Машина у меня «Лада», старая, а запчасти только в Орле можно купить, и то втридорога.

– Илья Васильевич, у нас еще полдня осталось, может, нам по деревням проехаться?

– Да что там смотреть, дорогие мои! Всё, умерла деревня. По два-три, редко где пять домов осталось. Вы ж в Красном вчера были? Так это самое большое село, там магазин, школа, кино показывают. А в других что смотреть?

– А что, на ваш взгляд, в Колпне больше всего нуждается в улучшении? Вы извините за такой странный вопрос, – помявшись, спросила Полина.

– Почему странный? – за Илью Васильевича ответила Нина. – Мы, конечно, деревня, может, я толком объяснить и не могу. Но самая беда – больница. Были бы доктора хорошие, может, и мой бы сейчас жив был, а уж жена Васильича… Понятно, рак, но чтоб за три месяца сгореть… В городе, может, и вылечили бы…

– Церковь бы нашу усмирить, попы в последние годы совсем распоясались, – вдруг мрачно изрек Илья Васильевич. – Ксеню мою доктора уморили, ясное дело, да какой с докторов спрос… Эх! Но попу нашему никогда не прощу. Он и Нинке голову заморочил. У той первый раз в жизни любовь случилась, а он ей: «Грех, грех». Я ей тогда еще говорил: «Не таскайся ты, Нинка, в эту церковь, ты же молодая баба, чего ты там забыла?» А ко мне, когда Ксюша умирала, батюшка сам пришел и стал увещевать, терпение, мол, да смирение. У меня слезы в горле стоят, жизни в Ксюше оставалось уже всего ничего, а он мне: «Уныние, Илья Васильевич, грех великий, надо Ксению Павловну отсоборовать по чести, а не унынию предаваться». Я его и выгнал. Ксения моя до самой кончины была в памяти, до последнего дня надеялась, светлая была женщина. А я ей попа приведу, чтобы он ее соборовал? Кощунство это, а не вера. Хоть бы этот поп прихожан учил чему-то, работать, например. Ведь народ забыл, что такое работа, на глазах оскотинивается. Вот в чем беда главная. А поп наш сам по вечерам напивается как скотина. Да, ладно, не слушайте меня. Я известный бунтарь и греховодник. Одно вам скажу: не тратьте время на деревни, лучше дуйте в Орел, к дневному поезду, ночью в Москве будете, выспитесь. Заехали – и спасибо. Если еще заедете, буду просить, чтобы зятю моему мозги прочистили. Чем в военкомате штаны протирать, лучше бы на пару со мной работал. Тогда б я земли в аренду побольше взял, нашли бы чего выращивать. Но это я так, к слову. Пусть у вас все складывается как вы задумали. Чем вы занимаетесь, я не понял, но вижу, что труженицы. Вот и трудитесь. Удачи вам.

В Орел в микроавтобусе подруги возвращались молча, позитива в выходные встретилось не много. Молча погрузились в поезд, а поздно вечером Полина объявила общий сбор в вагоне-ресторане.

– Девушки, сестры по разуму, я собрала вас, чтобы напомнить о нашей изначальной цели. В чем эта цель? Вырвать из чавкающего и испускающего вонь болота, лежащего по ту сторону Грани, тонущих в нем женщин! Они захлебываются в этом болоте, им не хватает воздуха, не хватает красоты, им вообще ничего не хватает! Импортная карамель и церковь, призывающая к смирению! Что женщины могут произвести, кроме жалоб и негативной энергии, отравляющей жизнь им самим и всем вокруг? Вся планета заражена миазмами погрязших в психических отклонениях женщин.

– И что, теперь пойдем в народ? – бросила Кыса, жуя странного качества люля-кебаб.

– Да, нам надо очистить планету от миазмов! Не будем говорить, например, об Австралии или даже африканских племенах, но по крайней мере в России мы обязаны охватить абсолютное большинство женщин, невзирая на их социально-экономическое положение.