Итак, в 2007 году, через шесть лет после того как я «продал» идею BICEP Эндрю и Джейми, я представил новый проект. К тому времени я сам стал профессором и преподавал физику и астрономию в Калифорнийском университете в Сан-Диего. Большую часть жизни я даже не знал, что можно быть профессиональным астрономом, а теперь был одним из них. (Мне всегда казалось, что астрономия — это какая-то мифологическая профессия, вроде звездочета. Кто будет платить деньги за столь приятное занятие?) И вот я уже был не постдоком, а работал на себя. И под моим руководством была группа.

Я предложил, чтобы моя группа в университете Сан-Диего и группа Эндрю в Калтехе объединили усилия и вместе построили новую версию BICEP, чьи детекторы станут работать только на высоких частотах. Эта высокочастотная версия BICEP будет чувствительной только к пылевому шуму Млечного Пути и позволит застраховаться от ошибки в том случае, если BICEP обнаружит ложные сигналы В-мод.

Но на этот раз Эндрю отклонил мое предложение, заявив, что оно «прямо противоречит тщательно продуманной логике нашего эксперимента, которая состоит в том, чтобы обнаружить В-моды с минимальными затратами и в короткие сроки» на одной полосе микроволновых частот в 150 ГГц.

Что-то изменилось между нами, после того как в 2004 году я покинул Калтех и стал преподавать в Калифорнийском университете в Сан-Диего. Было ли это результатом влияния Джейми, который считал, что своим участием в проекте POLARBEAR я предал команду BICEP, или просто Эндрю теперь больше заботила научная карьера его нынешних постдоков Джона Ковача и Чао-Линь Куо, я так и не узнал.

После этой встречи мне пришлось пережить тревожные дни, казалось, я зря сделал предложение: группа в Калтехе убедила Эндрю в том, что они не нуждаются во мне для реализации проекта BICEP2. К счастью, вскоре Эндрю изменил свое решение. «Твоя позиция мне ближе, чем моя, — сказал он. — Ты имеешь полное право на дальнейшее участие в проекте BICEP2. Но я хочу найти для тебя такой режим участия, который устраивал бы всех».

Меня это тоже вполне устраивало. Я не стремился возглавлять проект BICEP2, который, по сути, представлял собой модификацию оригинала. Основное изменение состояло в усовершенствованных сверхпроводящих детекторах, позволяющих нам втиснуть в такую же криостатную трубу небольшого диаметра в пять раз больше болометров, чем в BICEP (рис. 48). «Главное — это оригинальная идея», — успокаивал я себя, надеясь на то, что в случае успеха мне достанется заслуженная мной доля признания. Но пока что приходилось думать не столько об успехе, сколько о том, чтобы не потерпеть неудачу. Чтобы не стать Эдом Омом своего времени, на этот раз приписав космологическое происхождение банальному ложному сигналу, мне нужно было выбросить из головы все прошлые обиды и возможные проблемы в будущем и сосредоточиться на настоящем. Перед моей группой, и в частности перед моим новым аспирантом Джоном Кауфманом, стояли сложные задачи, и мы с головой погрузились в работу.

В отличие от BICEP, который имел три частотных канала, BICEP2 работал только на одной частоте в 150 ГГц, где сигнал реликтового излучения самый сильный. На этой частоте его чувствительность в десять раз выше, чем у старшего собрата, но во всем остальном они полностью идентичны.

Стратегия была ясна: обнаружить B-моды любого рода, а затем определить, имеют ли они космологическую или локальную природу, т. е. являются ли следами инфляционных гравитационных волн или сгенерированы пылью внутри Млечного Пути. Мы назвали эту стратегию «B-моды или провал». BICEP2, как и BICEP, по сути, представлял собой галилеевский рефрактор, размещенный внутри криостатной трубы. Он устанавливался на такой же станине, что и BICEP, поэтому мы могли и дальше пользоваться выделенной нам зоной в Лаборатории Темного сектора на Южном полюсе, что было самой ценной космологической недвижимостью на планете.

В то же время казалось, что наша монополия на поиск реликтовых B-мод закончилась. У BICEP2 появился мощный конкурент — космическая обсерватория Planck стоимостью в 1 млрд долларов, выведенная на космическую орбиту в том же 2009 году, в котором BICEP2 увидел свет. Летая в 1,5 млн км над Землей с ее зашумленной атмосферой, обсерватория Planck имела куда больше шансов, чем мы, в поисках отзвуков родовых мук Большого взрыва.

Благодаря тому что за предыдущие три года работы BICEP мы отладили все системы в обсерватории и проделали большую работу по анализу данных, мы могли сразу же сосредоточиться на функционировании нового компонента BICEP2 — его сверхпроводящих детекторов. То, что мы увидели, глубоко нас обескуражило — всех, кроме нашего лидера Эндрю Ланге. Он продолжал верить в нас, в то время как мы сами перестали верить в себя.

Вы, конечно же, слышали о классическом трактате «Искусство войны», посвященном стратегии, тактике и философии ведения войны. Хотя Сунь-цзы написал этот труд для китайских военных более чем за тысячу лет до рождения Галилея, его советы полезны и для сегодняшних руководителей экспериментальных космологических кампаний. Итак, Сунь-цзы говорит, что успешный военачальник [научный руководитель] должен организовать «армию [сотрудничество] в соответствующие подразделения [последипломные студенты], с учетом ранга офицеров [постдоки, младшие преподаватели], поддержание дорог [детекторы и телескопы], по которым запасы [жидкий гелий] могут попасть в армию, и контроль за военными расходами [финансирование Национального научного фонда]. Эти предписания должны быть знакомы каждому военачальнику, и побеждает тот, кто знает их; тот же, кто их не знает, проигрывает».

Сунь-цзы рекомендовал военачальникам не только освоить логистические аспекты ведения войны, но и развивать у себя нравственные качества лидера: «Моральный закон лежит в основе согласия людей со своим военачальником, так что они будут следовать за ним, невзирая на любые опасности и стоять не на жизнь, а на смерть. Командир символизирует добродетели мудрости, искренности, щедрости, отваги и строгости».

Эндрю был нашим лидером во всех отношениях. Он подавал нам пример человечности и доброты, помогая преодолеть тот дух ожесточенной конкуренции, который порой овладевал нами. С того момента, как мы с ним познакомились, и все последующие годы, работая постдоком в его лаборатории, я неизменно был окружен его вниманием и пользовался покровительством.

Летом 2009 года, перед тем как мы ввели в строй наш новый телескоп BICEP2 на Южном полюсе, я женился. Мы с Эндрю время от времени общались после того, как он отклонил мою идею построить «пылеуловитель» — версию BICEP, работающую только на частоте 220 ГГц. Я надеялся увидеть его у себя на свадьбе. Но он позвонил мне и сказал, что разводится с женой и не сможет прийти. Он казался глубоко подавленным и удрученным. Я был сражен тем, что моего наставника не будет в такой день, но еще больше меня беспокоила судьба его троих сыновей. Я знал, как тяжело детям пережить развод родителей. Я выразил Эндрю глубокое сочувствие и сказал, что всегда готов его выслушать, если ему понадобится с кем-то поговорить.