– Мир, я… Я… не могла по-другому. Ты понимаешь?

В приглушенном свете настольной лампы ее глаза сверкают, как начищенный хрусталь. В них плещутся вина и боль, страх, ожидание… Ее ладошки покоятся на моей груди, а потом ползут вверх, коснувшись щеки. Она гладит меня, касается разгоряченной кожи прохладными подушечками и виновато шепчет:

– Прости меня, Мир. Прости за…

– Люба, я люблю тебя. Люблю, слышишь?

Она всхлипывает и тянется ко мне, глотая слезы. Без промедления накрываю пухлые губы своими и раскрываю их языком. Делаю то, о чем мечтал холодными ночами в СИЗО, – целую и согреваю в своих объятиях. Внутри взрывается яркий фейерверк эмоций, когда Люба расслабляется и тихонько стонет. Ласкает меня в ответ, жаля губы кончиком языка. Ее возбужденные соски впиваются мне в грудь через тонкую ткань вязаного платья, превращая мое самообладание в горстку пыли. Хочу ее… До безумия, до дрожи в коленях…

– И я тебя люблю, – на миг оторвавшись, выдыхает она. – Но я забыла спросить: а как же твоя невеста?

– Перепелкина, только ты могла вспомнить о Дианочке в такой момент, – лениво улыбнувшись, прижимаю девчонку к себе. Ласкаю губами ее шею, с наслаждением впитывая затуманенный страстью взгляд Любаши.

– Боголюбов!

– У меня есть только одна невеста, и зовут ее Люба, – посерьезнев, отвечаю я.

– Мир, ты что, мне предложение делаешь? – ее щеки вмиг опаляет румянец.

– Ну как, Любаша, ты готова осчастливить одного рыжего красавца?

– Засранца, ты хотел сказать? – улыбается Люба и сразу же припадает к моим губам. Целует, гладит мое лицо, а я чувствую привкус ее слез на губах. И привкус бессовестного, бездонного счастья…

– Скажи «да», родная. Я сделаю тебя счастливой.

– Да, дурачок. Ну, конечно да! – смеется она, а потом кладет мои ладони на свой живот. – Он твой. Я… я так боялась, что откажешься.

– Не бойся, Любаша, – не своим голосом отвечаю я, пытаясь прогнать непривычное, вмиг завладевшее мной умиление. – Бери паспорт, Перепелкина. Едем прощаться с птичьей фамилией.

Перепелкина меня убьет, когда узнает. Соглашусь, я поступил опрометчиво и нечестно, но… Я очень боюсь потерять Любу. Соломон Карлович – директор ЗАГСа, выполняет мою просьбу с присущей ему деловитостью. Он поправляет очки в крупной пластиковой оправе и прилизывает жидкие пряди расческой. Одарив Любашу ласковым, почти отеческим взглядом, Соломон уносит наши паспорта в неизвестном направлении и возвращает через минуту.

«Как хорошо, Мир! Я всегда мечтала о свадьбе весной!» – протягивает мой пончик, столкнувшись с удивленным, исказившимся от ужаса лицом Соломона Карловича. Документы в дрожащей кисти облапошенного директора подрагивают, и я спешу убрать их куда подальше. Да, я обманщик! Я женился на своей невесте, позабыв сказать ей об этом.

– Приходите за пятым, Соломон Карлович! – подмигиваю директору и тороплюсь увезти Любашу домой. К моему счастью, Сара Марковна – его супруга, предпочитает рожать только у доктора Боголюбова.

Любаня набрасывается на меня как тигрица, едва мы влетаем в прихожую. Целует, гладит прохладные с мороза щеки, расстегивает молнию куртки…

С наслаждением подхватываю ее игру: разматываю длинный вязаный шарф, согревающий ее шейку, сбрасываю с плеч Любаши куртку. Люба наклоняется, чтобы расстегнуть молнию сапожек, но я опережаю ее – опускаюсь на одно колено и разуваю…

– Мир… – шепчет она, полным удивления голосом. – Я и сама пока могу.

– А я не хочу, чтобы сама… Слышишь, Боголюбова? Теперь у тебя есть я.

Подхватываю ее на руки и тащу в свою холостяцкую спальню – святая святых, куда не ступала ни одна женская нога. К слову, дальше дивана в гостиной я их не пускал.

– Я еще не Боголюбова, – вскинув подбородок, отвечает Любаша.

«Боголюбов, тебе сегодня влетит», – прогоняю тревожную мысль и снимаю с рыжика платье. В глазах девчонки пляшут чертики ответного желания. На щеках расцветает румянец, дыхание учащается… Да, пончик, всегда будь для меня такой: возбужденной и стонущей…

– Я тебя люблю, Любаша. Я должен был сказать это тебе еще там, в домике на берегу горной реки. Тогда ничего бы не случилось… – шепчу хрипло, погружаясь в нее. – Как я скучал… Я так тебя хочу…

Любаша не отвечает: она словно парит в параллельной реальности, состоящей из неприкрытого удовольствия.

Люба расчерчивает кожу на моих плечах напряженными ноготками и подается вперед. Обжигает горячим дыханием шею и стонет мое имя. Я двигаюсь осторожно, медленно, хотя страсти во мне хватит, чтобы взорвать к чертовой матери многоэтажку. Мы сплетаемся руками, ногами, смешиваем дыхание друг друга, соединяем биения сердец. Одна плоть, одна судьба… Моя девочка, моя… Жена. Иногда жизнь дарит подарки, которых не ждешь. И не заслуживаешь.

– Мир, пожалуйста, – ее ладошки хаотично скользят по моей влажной спине, заставляя ускориться. Напрягаюсь всем телом, замираю, впитывая ее наслаждение, плещущееся на дне карих глаз. Заглушаю ее громкий и надсадный крик поцелуем и застываю на мгновение, изливаясь в нее.

– Боголюбова, ну ты даешь, – шепчу хрипло, слизывая капельки пота с ее верхней губы. – Не удивлюсь, если соседи пожалуются на нас управдому.

– Иди ты, Боголюбов. Ты сам виноват. И вообще, Мир, ты… Ты… – она перебирает мои волосы, стыдливо пряча лицо в изгибе моей шеи.

– Великолепный любовник, ты хотела сказать?

– Что-то типа того. И очень скромный!

За окном сгущаются сумерки. В свете ночника кожа Любы напоминает расплавленное золото. Мы блаженствуем, напрочь истратив силы. Любаша сидит на моих бедрах, а я лениво перебираю ее длинные шелковистые пряди, глажу плечи.

Не могу отвести взгляда от ее пухлых губ, больших налитых грудей, с трудом умещающихся в моих ладонях. Определенно беременность к лицу моей жене. Странно, но чувство голода не проходит, а становится только сильнее.

– Люба, мне нужно кое в чем признаться, – заправив прядку ей за ухо, протягиваю я.

– Что случилось? – с тревогой в голосе спрашивает она. Сбрасывает мои руки с плеч и прикипает к лицу строгим взглядом.

– Загляни в свой паспорт.

Она подозрительно сощуривает глаза и, обернувшись простыней, шлепает в коридор. Соседи совершенно точно пожалуются управдому, потому что возмущенный вопль Любаши слышится на весь подъезд.

– Я тебя убью, Боголюбов! Как ты посмел лишить меня свадьбы?! Я же так мечтала! Черт! – в меня летит большая подушка. – Я даже платье выбрала из каталога Алиски Рябининой!

– Послушай, не кипятись! Свадьба будет. В любой день, когда ты захочешь, – прижимаю девчонку к себе, используя древний мужской способ закрыть женщине рот – целую ее. – Мы сыграем свадьбу, поняла? Шикарную, самую лучшую, такую, какой ты ее себе представляла. Я… я просто боюсь тебя потерять.

Отвожу глаза, не выдерживая ее