острый нос моего клинка. Я рублю с неумолимой точностью, меч несет смерть неукоснительно. Кровавый туман клубится у меня перед глазами, малиновый и горячий. Я иду дальше по морю битвы, не обращая внимания на бурные волны врага.

Они встают и опадают. Смерть наваливает груды тел перед моим высоким конем. Копья врага ищут меня; Мне достаточно лишь оценить угол удара, чтобы отклонить эти слабые попытки. Каждое следующее движение есть следствие неторопливого созерцания, мой разум прослеживает и просчитывает дугу каждого движения, и другого, и следующего. Никаких напрасных движений, никаких усилий без результата. Я убиваю и убиваю.

Если у смерти когда-то было человеческое лицо, то сегодня она может примерить мое.

Передние ряды варваров не могут ни устоять перед нами, ни отступить — назад их не пустят. Кай и Бедивер сдавливают толпу варваров с боков, сдвигают к центру, а центр атакуют наши лошади и их же собственный арьергард, все еще стремящийся вперед. Врагу остается только стоять и падать под нашими жестокими, смертоносными клинками.

Наконец продвижение замедляется, характер волн начинает меняться. Задние ряды соображают, что к чему, и разворачиваются первыми. Передние ряды, почувствовав за спиной свободное пространство, отступают. Рисунок битвы меняется. Захватчики поворачиваются и бегут с поля, оставляя за собой груды мертвых и умирающих.

Они несутся с криками, выплескивая в звуках страх и отчаяние, обращая их к безмолвному небу. Это позорное бегство. Они не думают о своих раненых сородичах. Они просто покидают поле боя и мчатся, не разбирая дороги, лишь бы подальше отсюда.

Я преследую их. Моя победная песня звучит над равниной. Враги шарахаются в стороны, лишь бы спастись. Я скачу все дальше, постепенно сдерживая лошадь.

А потом рядом со мной оказывается Артур, он перехватывает мою руку с мечом.

— Стой, Мирдин! Стой! Все уже кончено.

Только тогда я и пришел в себя. Боевое безумие отступило. Внезапно я почувствовал слабость, опустошенность, в голове пульсировало, и я услышал звук, похожий на эхо могучего крика, удаляющегося ввысь, в небеса или, возможно, за пределы этого мира.

— Мирддин? — Артур посмотрел на меня и в его ледяных голубых глазах светились тревога и любопытство.

— Не обращай внимания. Со мной все в порядке.

— Оставайся здесь, — приказал он, разворачивая коня. — Погоня слишком увлекалась. Надо их вернуть.

— Иди, — сказал я ему. — Я буду здесь.

Наши воины преследовали вандалов до ручья. Артур остановил их, опасаясь окружения. Он вернулся на залитое кровью поле битвы, чтобы разобраться с ранеными и умирающими варварами.

— Что нам с ними делать, Медведь? — спросил Бедивер. Из многочисленных ссадин у него на теле и на лице струилась кровь, но никаких серьезных ран я не заметил.

Артур посмотрел на поле, усеянное трупами. Над ними уже собирались вороны, неторопливо слетались и другие птицы-падальщики, их резкие крики предвещали ужасный пир.

— Артос? — снова спросил Бедивер. — Что делать с ранеными?

— Предать мечу.

Кай удивленно поднял голову.

— Ради бога, Артур, — начал Бедивер, — мы же не можем….

— Я сказал: убить! — рявкнул Артур, отворачиваясь.

Кай и Бедивер недоуменно посмотрели друг на друга. Конэйр избавил их от необходимости выполнять приказ Артура.

— Я сделаю это, и с радостью, — вызвался ирландский лорд. Он подозвал своих воинов и они пошли по полю, время от времени взмахивая мечами. Вскоре на поле боя воцарилась тишина.

— Довольно противно, — кисло заметил Кай, вытирая рукавом пот и кровь с лица.

— Их собственные родичи поступили бы так же, — сообщил я ему. — Ничего другого они и не ждали. Лучше быстрый безболезненный конец, чем долгое умирание.

Бедивер с неодобрением посмотрел на меня и ушел.

Быстро собрав своих раненых — их оказалось на удивление мало — мы покинули поле боя и вернулись в крепость Конэйра. Голова у меня все еще не отошла от напряжения боя, и каждый толчок лошади болезненно отзывался во всем теле. Отвлек меня голос Гвенвифар.

— Ты видел? — спросила она низким голосом.

— Кого? — спросил я, не поднимая глаз.

— Очень похоже на то, что ты говорил. Но я и представить себе не могла, насколько это… великолепно.

Я повернул голову, морщась от боли. Гвенвифар смотрела не на меня, а на Артура, ехавшего немного впереди. Ее глаза горели.

— Нет, я не смотрел, — просто сказал я ей.

— Знаешь, меня совсем не удивляет, что мужчины так охотно следуют за ним, — она улыбнулась. — Он чудо, Мирддин. Я никогда ничего подобного не видела. В бою он двигается так, словно танцует.

— О, да. Этот танец он хорошо знает.

— А Каледвэлч! — продолжила она. — Думаю, он и сейчас такой же острый, как в начале битвы. А мой клинок, посмотри, весь зазубренный и погнулся, как палка. Как это возможно?

— Его меч не зря зовется Каледвэлч[8], — сказал я ей. Королева посмотрела на меня с недоумением, а потом взглянула на Артура, тихо повторив за мной имя меча. — Это означает «Режь сталь», — добавил я. — Это подарок Владычицы Озера.

— Хариты?

— Другой Владычицы Озера я не знаю. Моя мать дала ему меч, но искусство обращения с ним — это он сам.

— Я видела, как сражается Лленллеуг, — вслух размышляла Гвенвифар. — Когда на него находит боевое безумие, никто против него не устоит.

— Ну, это мне знакомо, — ответил я, припоминая ирландца, действительно превращающегося в вихрь во время боя.

— Он себя не помнит, — продолжила королева. — Но с Артуром, мне кажется, по-другому: он себя не забывает.

— Очень проницательное замечание, леди, — похвалил я. — По правде говоря, Артур только в бою и раскрывается по-настоящему.

Она замолчала, но любовь и восхищение в ее взгляде только усилились. Женщины склонны радоваться таким своим открытиям, когда мужчина, которого они хорошо знают, вдруг удивляет их. Вот и Гвенвифар готова была хранить воспоминание об этом бое, как сокровище.

Мы отдыхали весь день, ели и спали, а в сумерках проснулись, чтобы отпраздновать победу. К тому времени люди успели опять проголодаться, но еще больше они хотели услышать, как барды прославят их в песнях. Барды Конэйра старались, для каждого у них нашлось похвальное слово. Разумеется, упоминались Кай, Бедивер и Артур; но среди участвовавших в битве Конэйр сиял,