Вот я сижу среди кучи пакетов с разноцветными крошечными одёжками, рядом на полу две прозрачные сумки — в них я сложу всё, что мне понадобится в роддоме по списку. Детские вещи постираю, отутюжу, и Захар перевезёт в свою квартиру. Мы уже заказали кроватку и пеленальный столик, комод для вещей малышки.

Сегодня Захар уходит на суточное дежурство, и я иду провожать его. Он целует меня у двери и приобнимает.

— Я на завтра заказал столик в «Прибое». Подумай, что наденешь.

— Ух ты! А есть повод?

— Есть, — подмигивает. — Давно есть.

Он снова прижимается губами к моим, а потом уходит. Внутри меня поселяется щекочущее чувство. Не знаю, что он задумал, но уверена, что буду в восторге.

До конца дня я неспешно разбираю детские вещички, несколько раз складываю и раскладываю ярко-розовый с белыми рюшами конверт на выписку, представляя, как буду прижимать его к себе потяжелевший примерно килограмма на три с половиной. Ещё раз пробегаюсь по списку, пометив пункты, которые ещё необходимо приобрести. Восклицательным знаком отмечаю, что нужно не забыть в роддом зарядное устройство на телефон и резиновые тапочки. Остальное всё уже приготовила.

Платье для ресторана выбираю тёмно-зелёное, красиво подчёркивающее живот. Ткань лёгкая, приятная, и мне очень идёт такой цвет. Волосы подбирать не буду, Захару нравится, когда я распускаю их по плечам.

Ночью спиться мне неважно. Без Захара всегда так. В его объятиях уснуть намного проще. Кажется, будто даже малышка быстрее успокаивается, когда он кладёт свою широкую тёплую ладонь на мой живот, обнимая меня и утыкаясь носом в шею. Но он занят важным делом, это его работа. И мы с Полиной это понимаем, хоть и очень скучаем.

Утром жарю гренки в ожидании, когда Зернов вернётся. Позавтракает и ляжет спать, а к половине шестого за нами заедет такси. Мне же есть чем заняться, пока он будет отдыхать после суток. Планирую съездить к маме, а потом на маникюр. 

Но Захар задерживается. Такое бывает, может, у кого роды сложные под утро или даже операция. Детишкам неизвестно, что у врача смена заканчивается, они на это не ориентируются.

Когда я уже собираюсь написать ему сообщение, он звонит.

— Вик, не знаю, когда вернусь. Ресторан под вопросом. У нас ребёнок с серьёзной патологией, нужна срочная операция, а наш хирург на больничном. Сейчас ждём с Жестяковым санитарную авиацию, будем транспортировать ребёнка и мать в краевой перинатальный в Краснодар. Я отзвонюсь, как прилетим обратно.

— Поняла тебя. Пусть всё пройдёт хорошо!

Внутри клубится тревога. Я сама скоро стану мамой, и подобные ситуации цепляют меня. Невольно просыпается эмпатия и кажется, будто я чувствую тот кошмар, который переживает сейчас мать этого малыша. Знаю, что в мире бывает всякое, и через себя пропускать не следует всё, но это получается самопроизвольно.

Глубоко вздыхаю и ставлю эмоциональный блок. Всё будет хорошо. Захар и Жестяков справятся. Они, конечно, не очень ладят, но в команде работать умеют.

Малышка в животе начинает вертеться слишком активно, и мне даже приходится ненадолго прилечь, подождать, пока она немного успокоится.

На маникюр я успеваю, хотя расслабиться и получить удовольствие от ухода за собой не получается. Привычная болтовня с мастером сегодня совершенно не клеится, и я просто смотрю какой-то сериал по телевизору, хотя уже через пять минут не могу вспомнить о чём он и кто главные герои.

А вот к маме заехать не получится. Звонят с работы. Парень, который остался работать на моём месте, запутался, и ему требуется помощь. Он очень просит приехать.

Да я и сама планировала заехать на днях в офис — надо забрать из кабинета кое-какие вещи личные.

За руль я последние две недели уже не сажусь, поэтому вызываю такси и еду. То и дело поглядываю на телефон, хотя прекрасно знаю, что такое быстро не делается, и уж точно не собираюсь отвлекать Захара.

В офисе с моим заместителем разбираемся достаточно быстро. Он благодарит меня и предлагает угостить чаем в кафетерии. Я сперва отказываюсь, но потом оказывается, что дело было не только в работе. Девчонки попросили его подстроить встречу и решили поздравить меня. Они говорят много приятных слов и дарят детские пинетки и полотенце для малыша со смешными ушками и вышивкой, а потом мы все вместе спускаемся в кафетерий.

Садимся как раз в углу под большим телевизором на стойке. Лена приносит на всех чай и несколько тарелочек с пирожными. Мы болтаем, шутим над моим животом. Но вдруг что-то цепляет моё внимание.

И не только моё. На экран телевизора смотрят почти все присутствующие, хотя сейчас народу немного. Девушка с раздатки пультом включает звук новостного канала.

— …данные о причинах крушения санитарного вертолёта над рекой Кубань уточняются. Повторюсь, что производилась транспортировка глубоко недоношенного новорождённого из роддома номер два в краевой перинатальный центр в город Краснодар. На обратном пути произошло возгорание, пилот потерял управление, и вертолёт рухнул в реку. Один врач второго роддома и пилот находятся в реанимации, второй медик, по предварительным данным, погиб, но его тело ещё не обнаружено. Работают водолазы и…

Она ещё что-то говорит, кадры поисков мелькают на экране, но я уже ничего не вижу и не слышу. Реальность заволакивает густым душным туманом, и я проваливаюсь в темноту.

Я не знаю, как называется это состояние: прострация, отрешённость или какой-то вид беспамятства. Я вроде бы осознаю, что со мной происходит, но как-то фрагментарно. Даже отвечаю фельдшеру скорой, как меня зовут и что срок беременности тридцать четыре недели.

Стук колёс каталки под спиной и лязг захлопнувшихся дверей машины скорой помощи отдают эхом в голове. Я вязну в реальности, будто нахожусь на грани. Только толчки в животе ещё каким-то невероятным образом удерживают меня.

— Паша, маршрут на четвёртый роддом, — словно сквозь туман слышу, как фельдшер обращается к водителю.

— Мне надо во второй, — мой собственный голос меня не слушается.

— На трассе авария, там пробка часа на два, а у вас воды отошли, Виктория. Так что едем в четвёртый.

Ещё слишком рано. Тридцать четыре недели. Она не готова, ей ещё месяц минимум нужно!

И я не готова.

Но сил у меня даже на слёзы не хватает. Я прикрываю глаза и проваливаюсь в вязкую трясину.

Дальше всё происходит будто не со мной. Я словно через туман наблюдаю, как меня переносят, перекладывают с одной каталки на другую, везут по одному коридору, потом второму, третьему. Бессчётное количество прямоугольных ярких ламп проплывает надо мной, пока вдруг сверху не вспыхивают сразу несколько ярких и слепящих. Руки раскинуты в стороны и пристёгнуты, рядом несколько человек. Я скольжу взглядом по их лицам, скрытым масками, и ни на одном не могу зафиксировать внимание.