– Ты… ты не помнишь? Не знаешь, кто я? – Заботливость в его голосе мешалась с растущей тревогой.

Грач отстранил его, поскольку волна головокружения грозила ему потерей самообладания.

– Мы никогда, черт возьми, не встречались, – зарычал он. – Что вы сказали? Кто мы друг другу? Вы Дориан Блэквелл или нет?

– Нет.

Единственный его темный глаз сверкал, полный влаги, по щеке катилась слеза, а в жестоких складках странно знакомых черт читалось страдание.

– Дориан Блэквелл не я, – прошептал он. – А ты.

В тот момент, когда Грач переступил порог великолепной библиотеки Бен-Мора, Лорелея поняла, что не в силах на него взглянуть, и причин тому много.

И она первой была готова признать, что все они смехотворны.

В последний раз, когда она была с ним наедине, его широкие плечи не обтягивала сшитая по фигуре черная рубашка и жилет. На нем не было ничего, совсем ничего. Это пугающе огромное тело крепко прижималось к ней, его мускулистые сильные руки, гортанные греховные слова предлагали наслаждение.

И его слова подействовали сильнее, чем она думала.

Предложение… того, что он сделает, звучало как выражение покорности. И сумей она исполнить приказ позволить ему доставить ей удовольствие, она бы согласилась. Но… разве это не абсурд?

Горячий и жаждущий ее, он скривил сжатые в ниточку губы. Полные, опьяняющие и ошеломляюще порочные.

Ее щеки загорелись не только от воспоминания о том его колдовском поцелуе, но и кое о чем другом, еще более обескураживающем, а именно о чувстве стыда.

Стыд вспыхнул от обвиняющего взгляда его сузившихся глаз и пронзил ее спокойствие точно кинжалами.

Прошло уже больше года, как она в последний раз теряла сознание, и сейчас она тоже отключилась на несколько часов.

Видимо, она оскорбила его, упав в обморок, когда с ним целовалась.

А потом бросила его.

Почему ее сердце воспринимало бегство с пиратского корабля, от принудительного брака, как некое предательство? Почему мрачная строгость его непроглядно черных глаз вызвала в ней безумную печаль?

Потому что он был ее Эшем. Несмотря ни на что. Где-то там, закрытый татуировками, грубой силой и пустотой. Он пришел за ней. Ей просто… ей просто нужно его отыскать.

Лорелея подумала об этом в тот миг, когда его губы коснулись ее. Это были те же губы, которые она помнила, исполненные тем же желанием. Только тысячекратно сильнее. О боже, сумей она ему сказать, что ее обморок случился не из страха, боли или отторжения.

Как раз наоборот.

Его поцелуй с ней что-то сотворил. Открыл ту часть ее естества, о существовании которой она даже не догадывалась. Словно вдохнул в нее какую-то частицу животной похоти, грубого первобытного вожделения, с головой накрывшей ее так, что она просто… рухнула.

Странно, ничего подобного с ней не произошло, когда умер Мортимер. Или когда Грач насильно женил ее на себе. Прежде это подкосило бы ее на несколько дней.

А всего лишь поцелуй… Но он был гораздо сильнее того, первого.

Лорелея почувствовала на губах Грача вкус Эша. Ей захотелось и дальше его вкушать. Захотелось, чтобы он сделал все, что предложил сделать. Она хотела этого столь неистово и в то же время так страшно боялась, что это противоречивое состояние, казалось, разорвет ее сознание.

Первым порывом Лорелеи было подойти к нему. Но она, разумеется, сдержалась. Не в этой комнате, где вдруг оказалось полно богатых, возможно, опасных незнакомцев. Она скрестила лодыжки под одолженным Фарой платьем и сцепила пальцы рук, чтобы не дотронуться до него.

Сначала он смерил пристальным взглядом всю ее целиком – от макушки свежевымытой кудрявой головы до подола персикового платья, украшенного лентами и оборками. Словно убеждаясь, что это она, а не кто-то другой, подсунутый, дабы его запутать. Она заметила, как за один миг, не более чем за пару вздохов, по его мрачному лицу промелькнуло больше эмоций, чем за все время с момента ее похищения.

Еще раз он посмотрел на нее нескоро.

«Я вас не бросала! – захотела закричать она. – Я проснулась в лодке на полпути к берегу, и единственное, чего мне хотелось, вернуться».

Явное доказательство того, что она рехнулась. Или нет?

Ей хотелось разгладить напряженные складки у него на лбу. Запечатлеть на подергивающейся левой брови успокоительный поцелуй. Приласкать шрамы на его щеке.

Мягко ступая, он вошел в комнату впереди Блэквелла, как хладнокровный хищник, проскальзывающий в логово соперничающей волчьей стаи.

Однако Лорелея отметила, как побелели костяшки его пальцев. Взгляд рыскал, схватывая уход каждого из собравшихся в комнате мужчин и женщин. Она видела, как струйка пота стекла с волос и покатилась по шее.

Что-то случилось. Явно, нечто ужасное, если так на него подействовало.

Леди Фара Блэквелл, графиня Нортуок, пожала Лорелее руку, тихая успокаивающая улыбка осветила ее ангельское лицо. Графиня одолжила ей это платье, не подходившее Фаре со второй беременности, или, как сетовала дама, с поры, когда она нежно давала сыночку срыгнуть в детской.

С другого бока Лорелеи, прямая как палка, сидела Вероника, напоминая ей Анну Болейн, ждущую смертного приговора от Генриха VIII.

Когда у него за спиной не спеша вошел Монкрифф, Вероника напряглась так резко, что, будь она инструментом, ее струны порвались бы. Она и первый помощник глянули друг на друга не с раздражением, а с молчаливой настороженностью.

Обеспокоенная, Лорелея посмотрела на свою дорогую подругу. Невзирая на произошедшее между ней и Грачом, ей следовало защитить Веронику, решила Лорелея. Она перед ней в долгу. Все, через что прошла эта женщина, было ошибкой ее ужасной семьи.

В том числе и ее самой.

Все эти годы они были как сестры, и Лорелея недооценивала отваги Вероники. Ее способности. Она проявила чудеса героизма, спасая ее от мужчины, пленявшего ее не только и не столько физически.

Бегство почти удалось, не поймай в тот момент, когда они вышли на пляж, их люди Блэквелла и не отведи в Бен-Мор на суд царствующего короля лондонского преступного мира.

За этим человеком шел его камердинер, коренастый шотландец Мердок. Блэквелл мгновенно нашел взглядом жену, и Фара приветствовала его со стоявшего перпендикулярно камину длинного дивана, где сидели дамы.

Складка прорезала лоб леди Фары, как будто, едва встретившись взглядом со своим чудовищным мужем, она поняла, что что-то не так. Ее палец с беспокойством крутил белокурый локон, даже когда Черное сердце из Бен-Мора ободряющее улыбнулся жене.

Лорелею уже не в первый раз поразило, насколько он похож на Грача. Может, только нос у него более патрицианский да губы помягче. Кожа явно менее смуглая и загорелая. Скорее мрамор, нежели бронза. Его жизнь прошла под жуткими бледными фонарями лондонской ночи или под постоянными тучами Бен-Мора.