– Не думаю, что в этом есть надобность. Я невиновна и не боюсь, – ответила я.

– У них против вас железное дело, и женщина, у которой пропали деньги, привела двух свидетелей, готовых выступить против вас. Дайте мне десять долларов, чтобы заручиться услугами мистера Макклиланда, и он все уладит в лучшем виде.

Я ответила:

– Я подумаю об этом.

– Поздно думать. Примите мой совет. Деньги для меня не имеют значения. Не нужны мне ваши деньги. Но если вы этого не сделаете, я встану там рядом с вами и… – Я презрительно взглянула на него, и он продолжил уже без издевки: – …буду смотреть, как вас засадят и назначат залог в тысячу долларов, а потом за вас возьмется Большое Жюри. Вы об этом пожалеете.

Я вернулась в камеру, вскоре за мной пришел детектив Хейс и отвел меня к маленькому судье, чье доброе сердце всегда болит за обездоленных. Детектив начал рассказ о моих деяниях, несколько раз мне пришлось внести поправки в его показания. Затем судья Даффи велел мне поднять вуаль.

– Эта леди не похожа на воровку, – сказал он тепло. – Я повидал немало воровок, и у нее совсем не такое лицо.

Я взглянула на него с благодарностью и подавила порыв подать ему знак, чтобы пробудить воспоминание о том, что он уже встречал меня под видом безумной девушки и отправил в лечебницу на острове Блэкуэлл.

Он спросил:

– Где женщина, которая выдвинула обвинение?

– Она обещала явиться, но так и не пришла, – ответил детектив.

Освобождена судьей Даффи

– Полагаю, она нашла свои деньги. Эта леди их не крала, я знаю. Она может быть свободна.

Я не сказала «спасибо», однако была очень благодарна одному из добрейших людей Нью-Йорка за хорошее мнение обо мне. Я последовала за детективом в другое место, где тот сказал человеку (частенько видевшему меня в прошлом), что мисс Смит, арестованная по обвинению в крупной краже, освобождена. Затем мы покинули зал судебных заседаний, по дороге несколько человек остановили детектива, расспрашивая его о моем деле.

– Куда вы направитесь теперь? – спросил детектив, когда мы дошли до угла.

– В Гидни-хаус, чтобы заплатить по счету, – ответила я. – Я пришлю за саквояжем.

Он спросил:

– Я увижу вас снова?

– Надеюсь, что нет! – ответила я, намеренно превратно истолковав его вопрос. – Не хотелось бы мне снова попасть в такую передрягу.

Что вы на это скажете, мистер Хейс?

– Я не так хотел вас увидеть, но, знаете, если вы дадите мне знать, где вы остановитесь…

– Не понимаю, зачем вы хотите увидеть меня снова. Надеюсь никогда больше вас не встречать.

– Скажите мне, как вас зовут или где вы живете, – настаивал он.

– Ни за что на свете.

– Ну а что, если я и сам знаю? Ваша фамилия Кент, и вы живете в Олбани.

– Думаю, вы захотите задержаться в городе и отдохнуть, – сказал он, когда мы сели в конку на Седьмой авеню. Он сообщил мне, что я не смогу послать за саквояжем – мне нужно явиться за ним лично и расписаться в получении. Поэтому мы отправились обратно в полицейский участок. Он добавил: – Я могу отвезти вас в гостиницу, где никто вас никогда не отыщет.

– Я немедленно уеду из города, – упорствовала я.

Он спросил:

– А как же моя награда?

– Что вы имеете в виду?

– Я был к вам добр. Я мог бы попросить судью не отпускать вас, а задержать, пока мы ищем новые улики, но позволил вам выйти на свободу. Я вовсе не рад, что у вас были неприятности, но рад, что встретил вас, и хотел бы увидеть вас снова. Сдается мне, я был к вам добр.

Я ответила:

– О да, так и есть. Все были очень добры ко мне. Я-то думала, меня забьют дубинками до смерти.

– Не такие уж мы негодяи, мы никогда не беремся за дубинки без крайней необходимости.

– Дженни Смит освобождена, пришла за своим саквояжем, – сказал он приятному человеку, сидевшему за стойкой в полицейском участке. – Она думала, полицейские изобьют ее дубинками!

Полицейский рассмеялся:

– Уж скорее приголубят!

– Охотно верю, – ответила я, и детектив придержал для меня дверь.

– Вы пришлете мне весточку? – спросил он, снимая шляпу.

– Возможно, – я засмеялась. – Я знаю ваше имя, и вы, возможно, еще услышите обо мне.

Необходимость преобразований

Я прошла немного по Седьмой авеню, позвонила в дверь многоквартирного дома, поднялась на несколько пролетов, справилась о некоем никогда не существовавшем семействе и наконец вышла удовлетворенная: если кто-нибудь шел за мной по пятам, мне удалось сбить его со следа.

Я пришла к нескольким выводам.

Первый – что полицейским участкам следует нанимать для обыска профессиональных служащих-женщин.

Второй – что нельзя предоставлять мужчинам-полицейским возможность подглядывать в глазок за женщинами во время обыска.

Третий – что ни в чем не повинная женщина, попавшая в руки полиции, не обязательно столкнется со скверным обращением.

Четвертый – что заключенные мужчины и женщины не должны содержаться в пределах слышимости друг от друга.

Пятый – что, если все надзиратели так добры, как те, что повстречались мне, их отнюдь не следует заменять женщинами, потому что женщины никогда не бывают так добры к своим обездоленным сестрам, как мужчины.

За редкими исключениями, все живущие на этом свете убеждены, что просто созданы для одного из трех поприщ. Тот, кто не хочет быть актером, мечтает стать писателем, а если кто не стремится стать и писателем – жаждет быть детективом. Наверняка вы вспомните нескольких своих знакомых, уверенных в том, что они наделены огромным драматическим даром, которому аплодировал бы весь свет, доведись им только попасть на сцену. А несколько других ваших знакомых знают, что их гений поразил бы литературный мир, если бы злонамеренные издатели не отказывались публиковать их произведения. И конечно, иные ваши знакомые за сутки разгадали бы тайну убийств в Уайтчепеле[43] и раскрыли дело Кронина[44], представься им только такая возможность.